Университет XXI века: научное измерение

Русский язык и отечественная литература. Теория и дидактическая практика 197 И. В. Ледовская Тульский государственный педагогический университет им. Л. Н. Толстого ТРАДИЦИОННАЯ СКАЗОЧНАЯ ОБРЯДНОСТЬ В РУССКИХ НОВЕЛЛИСТИЧЕСКИХ СКАЗКАХ С ПЕРСОНАЖАМИ-ДЕТЬМИ Аннотация. В статье рассматриваются элементы формульной и неформульной стерео- типии, характерные для русских новеллистических сказок с детскими образами-персонажами. Ключевые слова: сказки новеллистические, обрядность сказочная, фольклорная типи- зация, авантюрно-приключенческая направленность сюжета. Обрядность – устойчивые, идентичные словесные конструкции, оформляю- щие тот или иной компонент фольклорного произведения в рамках конкретной жанрово-сюжетной разновидности. «Обрядность сказочная - своеобразный "по- этический этикет" сказки, главным образом волшебной, достигаемый сред- ствами формульной и неформульной стереотипии (зачины, концовки, внесюжет- ные присказки, троекратные повторы, антитезы и проч.)» [1, с. 118]. Безусловно, сказки волшебные, имеющие многовековую историю бытования, располагаю- щие богатейшим сюжетным фондом и широким спектром персонажей, сформи- ровали самый обширный словесно-поэтический фонд – истинную сокровищницу народной образности. Более поздние по своему происхождению, сказки новел- листические создают качественно иное художественное пространство. Испытав ощутимое влияние книжности, прежде всего христианской, они вырабатывают собственный «поэтический этикет», соответствующий авантюрно-приключенче- ской направленности сюжета. Рассмотрим проявления обрядности при поэтизации детских образов в сю- жетах СУС 461 Марко Богатый; 567 Чудесная птица; 652 Счастливое дитя; 671 Е* Чудесный мальчик; 725 Нерассказанный сон + 671 Три языка; 875 Семилетка; 883 А Оклеветанная девушка [2]. Значимое отличие сказок-новелл от волшебных сказок – отсутствие / неак- туальность мотива рождения персонажа. Отголосок поэтики сказок волшебных (см.: СУС 707 Чудесные дети ) – чудесное рождение в сказке 883 А Оклеветанная девушка : «ёна родила робёнка – сына, и по колен ножки в золоти, по локоткам ручки в серебри, позади светел мисяць, попереди красно солнышко, по кажной волосиноцьки по скатной по жемчуженьки» [3, с. 220]. Однако формульная внешность мальчика не соотносится с мифологической царственностью и функ- ционирует лишь в качестве главного фактора опознания и воссоединения дере- венской семьи: отцу «сына в ызбы показали, так он сияэ, сияэ» [3, с. 221]. Прочие сюжетные разновидности игнорируют названный мотив (« у бедного – жена да дети » [4, т. 2, с.51]) или детализируют его жизнеподобно: «жена родила де- вушку» [5, кн. 1, с. 224]. Введение детских персонажей в сюжет сопровождается устойчивыми выражениями, акцентирующими возраст («У них было дюже много детей мал-мала меньше » [6, с. 86–97]) и недееспособность персонажа (« у