Университет XXI века: научное измерение

«Университет XXI века: научное измерение» – 2023 172 относительно снижения рождаемости как главной причины старения. Соответ- ственно, повышение рождаемости и в данном случае позволяет если не решить проблему, что едва ли возможно в ближайшее время, то, по крайней мере, сни- зить ее остроту. Таким образом, перед нами ситуация, характеризующаяся значительной ди- намикой возрастной структуры населения и в той мере, в которой само понятие динамики означает некоторое взаимодействие сил внутри системы, мы могли бы предположить, что изменение цифровых показателей отражает какие-то измене- ния в самой структуре социальных отношений. В рамках нашей работы нет нужды в каких-либо теоретических спекуляциях на тему причин этой динамики, среди которых, вероятно, можно было бы назвать дрейф ценностных установок населения, переход теперь уже постиндустриальной экономики в некоторое но- вое качество, характеризуемое обилием альтернативных форм занятости, атоми- зацию общества на основе сокращения числа необходимых для поддержания приемлемого уровня жизни близкородственных связей и проч. Не в последнюю очередь можно было бы обратить внимание на последствия пандемии коронави- руса и демографические следствия внешнеполитических конфликтов. Среди указанных выше причин, иерархию которых мы сознательно не бу- дем выстраивать, можно было бы в контексте нашей работы выделить причины, с одной стороны, экономического, с другой, ментального, культурного свойства. Кроме прочего, их следствия, в отличие от пандемии и внешней политики, ока- зываются прогнозируемыми. В России этим двум составляющим соответствует и два главных решения в сфере социальной защиты. Первым из них является программа материнского капитала, действующая в России с 2006 г. И, хотя, как нередко указывается, она не смогла предотвратить спад рождаемости, который стал заметен уже 2015 г., мы не видим никаких признаков отказа от выплат в ближайшем будущем. Второе решение нам видится в попытке комплексной идеологической поддержки ценностей традиционной семьи, выражающейся, в том числе, в блокировании дискурса о переформатировании моделей семейных отношений в современном мире, а также в радикальных оценках тенденций та- кого переформатирования. Все это в комплексе очевидным противостоит объек- тивным тенденциям, фиксируемым статистикой, – росту числа разводов, увели- чению количества одиноких людей. Иным образом строится социальная политика в отношении противополож- ного сегмента возрастной пирамиды – пожилого населения. Демографически, это воспринимается как задача гораздо менее значимая, нежели поддержка архе- типа семьи с детьми. А в качестве рабочей гипотезы, мы можем высказать пред- положение и о принципиальной несовместимости с этим архетипом необходимо возникающего в контексте решения задач социальной защиты образа пожилого человека. Концепт оказывается достаточно прост: если ребенок как некоторого рода единица демографической политики рассматривается исключительно как часть семьи, которая и становится выгодоприобретателем в случае наличия и эф- фективного функционирования социальных программ стимулирования рождае- мости, то пожилой человек, как объект тех же социальных программ, рассматри- вается в качестве относительно автономного субъекта и его автономность как раз