Университет XXI века: научное измерение

Научная конференция научно-педагогических работников, аспирантов, магистрантов ТГПУ им. Л. Н. Толстого 98 и конкретных проявлений при построении различного рода темпоральных кар- тин мира [7]. Развивая идеи Й. Рюзена и М. А. Барга, Л. П. Репина обращается к понятию «историческая культура», подчеркивая его комплексный характер и считая, что в нем «‟сотвореннаяˮ предшествующими поколениями, ставшая памятью история соединяется с воспринимающим ее историческим сознанием» [6, с. 12]. Исследователь полагает, что историческое сознание и историческая память соотносятся как «‟формаˮ (в которой социум осознает свое прошлое сквозь призму и потребности современности) и ‟содержаниеˮ (отложившееся в памяти прошлое, или представления о прошедшем)» [там же]. Репина предла- гает «теорию культурных универсалий исторического сознания», по ее мнению, это «выход за рамки профессиональной историографии и свойственных ей ра- циональных процедур исторического познания в пространство базовых мен- тальных операций воспоминания, интерпретации и репрезентации прошлого, присутствующих в любой культуре и обеспечивающих практические потребно- сти ориентации людей в их настоящем» [6, с. 23]. Предложенная теория реали- зуется через инициированные Центром исследования: исторические представ- ления на Руси в XI – начале XII вв. (И. В. Ведюшкина); власть и народ в зеркале исторических представлений российского общества XIX века (О. Б. Леонтьева); образы «светлого будущего» в СССР на рубеже 1950–60-х гг. (А. А. Фокин) и др. [6, с. 332–366; 601–615; 844–884]. Важными направлениями, разрабатыва- емыми российскими авторами в этом проблемном поле, являются «локальная история» или «история малой родины», которая органично связывает человека с конкретным прошлым, реальным местом его проживания, в том числе с точки зрения истории материальной культуры [2, с. 665–683]; а также – историческое образование (в том числе школьное), как «каркас», в который человек в даль- нейшем встраивает новые знания о прошлом [5, с. 112–136]. Концепция, предложенная Л. П. Репиной, имеет ярко выраженный синте- зирующий характер, это попытка примирить позитивистскую и постмодернист- скую парадигмы историографии. Позиция этой научной школы близка к идеям и воззрениям П. Хаттона. Однако в ней трудно выделить какой-либо «инстру- ментальный» аспект: она не прибавляет ни нового предмета, ни нового метода исторического исследования. Напротив, позиция Савельевой и др., восходящая к идеям М. Хальбвакса, П. Нора, Я. Ассмана, предлагает историку новую методологию, методики и ин- струменты современных разделов многих социальных и гуманитарных дисци- плин: когнитивной психологии, культурной антропологии, лингвистики, теории медиа, социологии культуры и т. д. А также обращает внимание исследователя на аспекты, ранее мало востребованные в исторической науке: визуальные ис- точники, активную роль языка и дискурсивных стратегий описании историче- ской реальности, функцию документов не только отражать, но интерпретиро- вать прошлое и т. д. В результате историки могут изучать и презентировать коллективные представления о прошлом совершенно в иных ракурсах, ориен- тируясь на метафоричное высказывание К. Леви-Стросса: «История никогда не является просто историей чего-то, но всегда историей для чего-то», что дивер- сифицирует сам предмет исторической науки [6, с. 11].