Университет XXI века: научное измерение

«Университет XXI века: научное измерение» – 2021 92 воздерживаясь от запрещенного поступка в условиях индивидуально-ответст- венного выбора, совершаемого вопреки соблазнам, желаниям и склонностям [6, с. 28]. Только в таком случае, считает Гусейнов, имеет смысл обоснование мо- ральной обязательности следования запрету. И обоснование это есть не что иное, как сама «решимость следовать запретам», которая оказывается «единственным, достаточным и исчерпывающим условием следования им», будучи не производ- ным их истинности, а ее удостоверением 2, с. 15]. Подобная логика обоснования морали может вызвать недоумение: решимость как следствие обоснованности избранной позиции или установления ее истинности – привычная корреляция, в отличие от решимости, которая сама провозглашается обоснованием или процессуально совпадает с ним. Однако именно в этой «обратной» зависимости заключена главная особенность негативной этики, которая позиционируется ав- тором как «теоретический конструкт», призванный «спасти идею морального аб- солютизма в современных условиях» [3, с. 20]. Предложенный Гусейновым план спасения абсолютной морали, как уже от- мечалось ранее, рождается на пересечении аристотелианской и кантианской эти- ческих традиций. Имплицитно заложенная в нем концепция обоснования абсо- лютной морали имеет не только эвдемонистические посылки, но и те, которые можно было бы назвать автономистскими. Ключевая интенция «этического про- екта» Гусейнова [7, с. 11] – дешифровка нравственного кода свободного индиви- дуально-ответственного поступка как проекции мысли эмпирического индивида, позволяющей ему «подняться на абсолютную высоту морального субъекта», способного «действовать так, как если бы только от него, его решений зависело каким быть ему самому и миру, в который он вносит изменения своими действи- ями» [8, с. 18, 23]. Так в пространстве своего разумного существования человек реализует собственную, сокровенную и одновременно всеобщую жажду совер- шенной жизни как «стремление к наилучшему для себя и стремление к истине» [8, с. 18, 23]. Это единство блага и истины ориентирует мыслящего индивида не на частные, относительные и сиюминутные блага, а на высшее благо, как благо истинное; порождая тем самым не просто долг в каком-то конкретном отноше- нии, а долг в его безусловном смысле, составляющий «абсолютное основание действия» [8, с. 18, 23]. Однако этот кантианский, но с аристотелевскими обертонами вариант осмысления обязывающей силы морали не исчерпывает содержания негативной этики Гусейнова. Остановиться на нем в ходе ее реконструкции – значит обед- нить и даже исказить ее. Дело в том, что классическое понимание морального обязывания, выводящее единичные поступки из общей нормы и лежащее в ос- нове реконструированного выше рассуждения, в конечном итоге, подвергается Гусейновым существенной корректировке в духе философии поступка Бахтина. По сути, это понимание ставится «с ног на голову»: не норма определяет конфи- гурацию поведенческой реакции («из нравственной нормы нельзя вывести по- ступок» [2, с. 14]), а сам автономный субъект, принимающий решение о совер- шении поступка или отказе от его совершения и ради этого помещающий посту- пок при помощи мысленного эксперимента в идеальное пространство актов сво-