Университет XXI века: научное измерение

«Университет XXI века: научное измерение» – 2019 538 торой выстраивается логика второго аргумента, формулируется В. С. Соловье- вым: «Безусловно неправо только начало зла и лжи, а не такие способы борьбы с ним, как меч воина или перо дипломата: эти орудия должны оцениваться по своей действительной целесообразности в данных условиях, и каждый раз то из них лучше, которого приложение уместнее, то есть успешнее, служит добру» [2, с. 298]. В качестве всецело отвечающей заявленным выше требованиям мо- дели целесообразного применения силы В. С. Соловьев рассматривает безус- ловную необходимость «защиты слабого», действующую с одинаковой обяза- тельностью как на уровне индивидуального, так и в масштабах общественно- исторического сознания и бытия людей. В силу этого наиболее показательным примером подобного рассуждения становится проблема нравственной оценки войны, задающая фабулу для отдельного разговора и получившая максимально широкое и всестороннее освещение в этико-философской мысли второй поло- вины ХХ – начала ХIХ века [3, с. 5–71]. Однако в отличие от его критиков для самого Толстого этот сюжет не представлял приоритетного интереса, т. к. исходное отождествление мыслите- лем концептов войны (безотносительно к ее истинным причинам, декларируе- мым целям, историческим масштабам и достигнутым результатам) и насилия исключало для него любые возможности оправдания применения вооруженной силы. Поэтому основные соображения Толстого по поводу второго аргумента его оппонентов – «аргумента целесообразности», рассматриваемого нами пре- имущественно в форме абсолютизации мотива «защиты слабого», можно ус- ловно подразделить на два рода: – к первому следует отнести глубокую убежденность мыслителя в очевид- ной неэффективности насилия как в качестве способа борьбы со злом («как огонь не тушит огня, так зло не может потушить зла), так и в качестве средства «устроения жизни» в масштабах социума, поскольку насилие, категорически резюмирует Толстой, всегда и заведомо нецелесообразно, ибо сила (насилие) не способствует достижению поставленной цели, она лишь «удаляет» ее, будучи при этом не только «жестока», но и попросту «бесполезна» [4, с. 613]; – ко второму – тезис Толстого о том, что поведенческий выбор не должен основываться на предполагаемых последствиях, которые «не в нашей власти» [5, с. 920], т. к. ни один человек не обладает способностью безупречного предвидения развития событий. А значит, принимая решение об использовании силы (насилия), дабы воспрепятствовать злу, рассуждает Толстой, следует помнить: «…оправда- ние насилия, употребленного над ближним для защиты другого ближнего от худ- шего насилия, всегда неверно, потому что никогда при употреблении насилия против не совершившегося еще зла нельзя знать, какое зло будет больше – зло ли моего насилия или того, от которого я хочу защищать» [1, с. 214]. И, наконец, третий, финальный, аргумент участников дискуссии о допус- тимости или недопустимости применения силы в борьбе со злом – это так на- зываемый «аргумент жертвы». Он является сквозным доводом в рассуждениях практически всех оппонентов непротивленческой парадигмы и состоит в конс- титуировании безусловных преференций жертвы как ее неотъемлемого права на эффективную защиту от любых злонамеренных посягательств.