Университет XXI века: научное измерение

«Университет XXI века: научное измерение» – 2017 286 Рассматривая проблему чужой речи в повествовании, П. А. Колобаев вводит такое понятие, как «повествовательная полифония в художественном тексте». [2, с. 5]. Анализируя грамматические и текстовые средства создания повествова- тельной полифонии в художественном тексте, исследователь к первым относит ксеночастицы «де, дескать, мол», являющиеся, по определению П. Колобаева, средством «разграничения двух субъектов повествования»; косвенную речь в её различных разновидностях и несобственно-прямую речь; ко вторым – «цитат- ные номинации» и «интертекстуальные элементы» и прецедентные тексты – фрагменты чужого текста в речи автора и персонажа» [2, с. 3]. Полифония проявляется также в «организации смены повествующих субъ- ектов», причём в этом случае «задействованы самые разные языковые средства: разговорные элементы в речи повествователя, внутренний голос повествователя / персонажа либо столкновение этих внутренних голосов, переход повествования от 1-го лица к 3-ему лицу и многие другие» [2, с. 16]. Явление языковой полифонии определяется тем обстоятельством, что в художественной прозе функцию повествования реализует не только автор, но и его герои, которые становятся «активными рассказчиками» [2, с. 24]. Это помогает максимально полно представить события и характеры геро- ев, показывая их с различных точек зрения путём языкового многоголосия. Явление повествовательной полифонии характерно для языка большинства произведений художественной прозы, особенно в 20 веке. Не является исклю- чением и язык замечательного русского писателя Ивана Сергеевича Шмелёва. Повествовательная полифония характерна для абсолютного большинства произведений писателя, в том числе и для рассказа «Свет разума», созданного в эмиграции, в декабре 1926 года в Севре, но описывающего самый тяжёлый – послереволюционный крымский – период жизни писателя. Рассказ начинается «голосом» рассказчика, сообщающего о месте действия и действующих лицах: «С горы далеко видно. Карабкается кто-то от городка» [4, с. 5]. Затем в повествование включается несобственно-прямая речь, представ- ленная в двух вариантах: размышления самого рассказчика («Как будто дья- кон… Но зачем он сюда забрался?» [4, с. 5].) и невысказанные мысли дьякона («Чего - махнул рукой. Понятно: пропало всё!») [4, с. 5]. Весь последующий текст представляет собой перемежение повествования от лица рассказчика («Прошло Рождество, темное. В Крыму оно темное, без снега» [4, с. 5]) и его же несобственно – прямой речи («Славить Христа – ко- му?» [4, с. 5]). При этом в несобственно-прямую речь И. С. Шмелёв включает интертекстуальный элемент – прецедентный текст из Рождественского Тропа- ря: «Кому петь: « Возсия мирови Свет Разума?.. » [4, с. 5]. Эта же прецедентная фраза повторяется ещё раз, снова в несобственно-прямой речи с иной интона- цией, оформленной с помощью приёма экспрессионной пунктуации – вопроси- тельного и восклицательного знаков, выражающих чувство горького недоуме- ния повествователя. Давая характеристику своему персонажу, который затем будет «активным рассказчиком», рассказчик-повествователь вводит прямую речь с помощью