Университет XXI века: исследование в рамках научных школ. 2014г.

171 Забыла б горе я, как сон, Не упрекнув его ни словом. Ах! так говорите мне о нем, Так говорите мне о нем! Данный околотекст по-новому высвечивает образ главной героини драмы: Лариса идет на сознательную жертву во имя любви и предпочитает умереть, испытав подлинное глубокое чувство, чем долгие годы жить в ру- тине бряхимовской жизни без любви. Таким образом, в конце 1890-х гг. пьеса А. Н. Островского приобрела новое звучание, что связано с творческой работой над ней В. Ф. Комис- саржевской. Пьеса стала по-иному выглядеть в контексте всей драматур- гии А. Н. Островского: она как бы укрупнилась, сделалась масштабнее. Опыт В. Ф. Комиссаржевской оказал значительное влияние на восприятие пьесы современниками, на ее дальнейшую сценическую судьбу и в целом на отношение к ее тексту. Отныне альтернации в «Бесприданнице» стали как бы узаконенными (что доказал в XX век), а это предполагало эволю- цию околотекста драмы. Комментатор «Бесприданницы» Е. И. Прохоров и биограф Комиссар- жевской Ю. П. Рыбакова отмечают в связи с этим: «Огромное значение в сценической истории драмы имел спектакль 17 сентября 1896 г., когда в роли Ларисы на сцене Александринского театра выступила В. Ф. Ко- миссаржевская. Об ее игре А. В. Амфитеатров писал: «Если бы Комиссаржевская ниче- го, кроме Ларисы Огудаловой, не сыграла, то и тогда ее имя осталось бы незабвенным в русском искусстве, ибо роль эта была в ее исполнении не только великим артистиче- ским откровением, но и знамением общественного настроения. Комиссаржевская игра- ла Ларису не талантом даже, но кровью сердца своего и поднялась в ней на такую вы- соту скорби, которая доступна только крыльям гения» Ю. М. Юрьев вспоминал об этом спектакле: “Впечатление от проникновенной игры Комиссаржевской до того сильное, что не верящие в ее большой талант, приписывающие ее успех главным образом пе- нию, должны были отбросить свой скептицизм и признать, что дело тут совсем не в пе- нии, а в ее громадном таланте…”» [5, с. 504]. «В «Бесприданнице» актриса видела не бытовую драму, не сентиментальную ме- лодраму и не классическую трагедию. Это была лирическая исповедь. Подлинный жанр актрисы угадывался где-то за пределами текста. Драматическая ситуация, реплики, мо- нологи были лишь вступлением в главную тему. В какую? Определить ее в точных словесных выражениях ни сама актриса, ни современники не умели. Поражала самое уязвимое место души, возрождала давно утраченные и почти позабытые за невостребо- ванием чувства. Онемевшие от долгой спячки эти чувства-мысли медленно оживали. «Он говорил мне, будь ты моею», – строго выводил низкий женский голос, и сердце разбуженного зрителя рвалось на части от сострадания, от причастности к неутолимо- му горю. Происходило самое великое – каждый чувствовал себя немного поэтом, не- много художником, способным «страданье облегчить единою слезой». Появлялись те сверхобычные, сверхразумные силы, на которые в быту и повседневности никто не рас- считывал, покорно мирясь с усыханием души и совести. «И буду жить я, страстью сго- рая». Какое дело непосильное избрала себе эта необычная актриса! Каждому хотела внушить, что и он художник. С каждым хотела делить ответственность и радость сво-