Университет XXI века: научное измерение 2013г

20 заставляющей искать утешений в химере, какой Твену видится церковная проповедь. Именно церковь выступает в повести в роли «идеального» Ин- ститута Власти, авторитарной силы еще не истекшего «Века Веры», кото- рая сдерживает умственное и духовное развитие людей: «Ученьем нас осо- бенно не морочили. Внушали, что надо быть добрым католиком, чтить деву Марию, церковь и святых мучеников превыше всего, благоговеть пе- ред монархом, говорить о нем, понизив голос, со священным трепетом, об- нажать голову перед его портретом, почитать благодетелем, дающим хлеб наш насущный и все земные блага, и сознавать, что мы посланы в этот мир с одной-единственной целью – работать на него, проливать за него кровь, отдать за него жизнь, если потребуется. Тот, кто затвердил эти истины, мог не утруждать себя более: по сути дела, ученье было под запретом. Свя- щенники проповедовали, что знание пагубно для простых людей, ибо при многой мудрости возникает недовольство участью, уготованной богом, а бог не терпит, когда люди ропщут на его, божье, предопределение» [2]. Писатель становился все более резким в своих оценках буржуазной цивилизации, все более пессимистичным – в предвидениях ее близкого бу- дущего. Он искал героя, способного противостоять усиливающемуся ду- ховному и нравственному разложению – хотя бы тем, что такой герой на- зывает вещи своими именами и не признает никаких самообманов, никаких возвышенных иллюзий. Романтическая «Дьяволиада» указала ему такого героя, и «Таинственный незнакомец» вывел его на сцену: «№ 44, – Новая Серия 864 962», – представляется он изумленным обитателям замка. Сатане дозволено глумиться над понятием прогресса, представляю- щим, на его взгляд, лишь насилие над слабыми под лозунгом справедли- вости. Он может издеваться над иллюзиями демократии, которая оказы- вается господством олигархов. Ему допустимо славословить то, что почитают бедствием, даже безумие, даже раннюю смерть, потому что альтернативой является бесконечное страдание и унижение. В «Таинст- венном незнакомце» эта творческая установка претворена в виде безот- радной исторической панорамы (бесконечные войны, кровавые конфлик- ты, преследования и казни инакомыслящих, издевательства над бедными и слабыми), наглядно демонстрирующей торжество антигуманных начал бытия. «О, человеческая жизнь, земная жизнь, скучная жизнь! Она так унизительна, так горька; человеческое честолюбие суетно, спесь – ни- чтожна, тщеславие – по-детски наивно; а слава, столь ценимая человеком, почести – боже, какая пустота!» [2]. Герой этой притчи настойчиво развенчивает Нравственное Чувство, противопоставляя ему честность, которая требует признать, что не сущест- вует никаких действительно непререкаемых норм, так как понятие морали служит только демагогическим прикрытием тех инстинктов насилия и са- мообольщения, которые свойственны человеческому роду: «Мы не знаем, что такое мораль, ангелам она неведома, мораль – для тех, кто нечист ду-