Университет XXI века: научное измерение 2013г

19 питки и яства из еще неоткрытых стран (кофе, который войдет в употреб- ление лишь два столетия спустя, кукуруза из несуществующих пока что США), табак из Мексики, кубок 1903 г., газета 1905 г. и многое другое. Выходу за пределы пространственно-временной замкнутости способ- ствуют и путешествия в разные страны (Китай, Древний Египет) и пере- мещения сквозь просторы Вселенной. «…Не успеете вы моргнуть, как мы облетаем вокруг вашего маленького земного шара, мы не замкнуты в оп- ределенном пространстве, как собака, стерегущая стадо, или император, пасущий двуногих овечек, – мы спускаемся в ад, поднимаемся в рай, рез- вимся среди созвездий, на Млечном пути» [2]. Проникновение в суть понятий о бесконечности и сложности структу- ры материи, времени, пространства раздвинуло границы человеческого знания. Но в той же мере оно подчеркнуло и несовершенство восприятия мира людьми. Твен прекрасно осознавал относительность человеческих представлений о многих явлениях, существующих в отличных от земных условиях. «Сорок четвертый подумал немного, потом заявил, что вполне расположен ко мне и охотно занялся бы моим просвещением, но не знает, как за него взяться, из-за ограниченности моего ума, убогости духовного мира и неразвитости чувств» [2]. От Сорок четвертого рассказчик (Август Фельднер) получает своего двойника, и уже под именем Эмиля Шварца становится твеновским совре- менником, более свободным и духовно развитым. «С двойниками дело об- стоит так, – начал Сорок четвертый. – Ты, конечно, знаешь, что в тебе од- новременно сосуществуют две личности. Одна – твоя Будничная Суть, она вечно в делах и заботах; другая – Суть Грез, у нее нет обязанностей, ее за- нимают лишь фантазии, путешествия, приключения. … У нее больше во- ображения, чем у твоей Будничной Сути, а потому ее радости и горести искренней и сильней, а приключения, соответственно, – ярче и удивитель- ней. … Но, как ты сам понимаешь, они лишены плоти, они – только дух. Участь Будничной Сути тяжелей, ее существование тоскливей, ей никуда не деться от плоти, плоть ее обременяет, лишает свободы; мешает ей и собственное бедное воображение» [2]. Эмилю открыт смысл истории, свершившейся за те четыре столетия, что пронеслись с момента начала рассказа. Подобная игра временем постоянно возникает в притчевых про- изведениях позднего Твена. Писателю важно понять логику истории, и форма притчи помогает этому, поскольку тут нет необходимости воссоз- давать ход событий многопланово и все решает четкость главной идеи. Та- кой идеей в притчах Твена оказывается измельчание и общественных ин- ститутов, и понятий, и самого человека. Эпоха, в которую жил Твен, едва ли располагала к иному воззрению на сущность того, что пышно именова- лось историческим прогрессом [3]. Твен пишет о ничтожестве людского рода, неискоренимости своекоры- стных инстинктов, лицемерия, ханжества, но главное – моральной трусости,