Тульская историческая весна - 2021

293 в первых строках своего очерка сообщает, что события, описанные в нем, проис- ходили много лет назад: «Сейчас идут восьмидесятые годы двадцатого века, а я берусь осветить период тридцатых-сороковых годов, т. е. время, давно про- шедшее, бывшее пятьдесят лет тому назад» [2, с. 6]. Подобное начало повество- вания свидетельствует о том, что автор выбирает роль свидетеля событий, при этом концентрирует индивидуальную память и не претендует на роль историка- исследователя конкретного временного отрезка. Впоследствии в тексте мы также видим лексические конструкции, относящие нас к личности повествователя: «я помню» [2, с. 7], «в начале тридцатых годов» [2, с. 8], «как и раньше» [2, с. 31] и т. д. Протоиерей Алексий фиксирует точные даты, что подчеркивает достовер- ность повествования. Также стоит отметить, что основным временем текста ста- новится прошедшее, лишь изредка переключаясь, в авторских отступлениях рас- сказчик использует настоящее, будущее же время в тексте отсутствует. Повествование о событиях прошлого периодически прерывают авторские комментарии, которые всегда несут определенную смысловую нагрузку, но не всегда одинаковы по форме. В определенных моментах носят информативный характер, помогают читателю сориентироваться в особенностях культурной и политической обстановки того времени. Например, чтобы показать разницу в отношении к Церкви в 30-е и 70-е годы прошедшего столетия, повествователь приводит выдержку из журнала «Наука и религия» за 1984 год, соотнося оценки критически настроенных, антирелигиозных деятелей XX века. Иногда же ре- марки становятся частью повествования и отделяются от основной сюжетной ли- нии только при ближайшем рассмотрении. Примечательно, что, изначально по- вествуя о событиях прошлого, протоиерей Алексий осуществляет ретроспекцию к событиям конца XIX века или первого десятилетия XX века. Рассказ о реаль- ных людях, упомянутых в тексте, не ограничивается двадцатью годами повест- вования, о судьбе каждого, если это возможно, автор пишет по окончании рас- сказа об этом человеке. Все это свидетельствует об исторической осведомленности и эрудированности повествователя. Также автор-повествователь присутствует в тексте в ненавязчивых оценках произошедших событий, зачастую они выражаются при помощи определенных лексических конструкций или даже одного оценочного слова. Знание церковной терминологии и осведомленность в истории Церкви того времени являются источниками сформированности функционального и фор- мального тезауруса рассказчика. Использование такие слов, как «богослужеб- ный стиль», «ектения», «митрофорный протоиерей», «афонское письмо», «ана- лойный», «причт» позволяют читателю, не знающему о служении повествова- теля, сделать вывод о том, кем является автор текста. Также значимой чертой языковой личности повествователя на лексическом уровне является использова- ние устаревших слов и возвышенной лексики, например, «великоторжественно», «приурочен», «вдохновенный проповедник» и т. д. Несмотря на то, что языковая личность автора в тексте превалирует над язы- ковой личностью героя, авторское «я» не поглощает «я» героя-ребенка (на всех