Тульская историческая весна - 2021

292 и разумно повествователь предоставляет читателю информацию о непосредст- венных участниках событий, дает представление о социальной и культурной об- становке того времени, не подвергая никого критике, объективно рассматривая те или иные ситуации. «Автор ведет читателя по прошедшему времени последова- тельно, но не строго, не «летописно». Порой он надолго останавливается, осо- бенно там, где скапливаются наиболее яркие воспоминания о событиях и людях, о собственных переживаниях. Где это необходимо, совершает обстоятельные экс- курсы в прошлое или выходы в будущее. Благодаря этому воспоминания приоб- рели характер неспешной беседы-размышления» [2, c. 3]. Именно этот характер повествования особо привлекает внимание читателя. Анализируемый нами источ- ник, опубликованный двадцать лет назад, до сих пор является одним из немногих, рассказывающих о церковной жизни Вологды того времени, потому часто цити- руется исследователями, занимающимися рассмотрением Истории Церкви 30–40-х годов XX века. Таким образом, очерк «Церковная Вологда 1930–1940-х годов» как информационно насыщен, так и нравственно учителен, что позволяет говорить о нем как о достойном памятнике мемуарной литературы конца XX века. Особый интерес для лингвистов представляет анализ соотнесенности язы- ковых личностей автора и героя в мемуарном произведении, так как «я» героя и «я» автора, тесно переплетаясь, все же сохраняют индивидуальные языковые особенности. Мастерство повествователя-мемуариста в том, чтобы простой чи- татель не обратил внимания на эти языковые особенности, а исследователь от- метил грамотное сочетание отстраненности и включенности автора в события, описанные в произведении. Автор, даже если отчасти сопряжен с героем, предоставляет читателю только модель анализа пережитого периода, организует языковую личность сво- его персонажа и выделяет в нем такие черты, которые особенно значимы для оценки предлагаемых ситуаций. Поскольку в данном статье мы говорим не о ху- дожественной прозе, а о мемуарном произведении без доли вымысла и преуве- личения, не будем останавливаться на особенностях художественной мемуарис- тики, которая в русской литературе достигла расцвета еще в XIX веке. Отметим, что автор и герой документальных мемуаров редко становятся единым объектом и субъектом повествования, так как личность героя практически всегда подавля- ется языковой личностью автора, однако протоиерею Алексию удалось добиться вышеупомянутого единства, что, несомненно, свидетельствует о мастерстве пи- сателя. К тому же, несмотря на то, что в тексте постоянно присутствует рассказ- чик (то есть писатель не скрывается за личностью героя), отсутствие резких оце- нок и строго фактическое изложение материала не позволяет исследователю от- нести такое присутствие к недостаткам прозы. А «<…> с точки зрения эстетиче- ской наличие авторского «я» в мемуарном тексте — бесспорное достоинство, позволяющее оценивать мемуары не только как документальный источник, но и как художественное произведение» [1, с. 252]. Концептуальное единение героя и автора достигается в рассматриваемом источнике не искусственно, не с целью привлечь внимание читателя, автор уже