Тульская историческая весна - 2020

Всероссийская научная конференция молодых ученых «Тульская историческая весна – 2020» 224 раз находилась во внимании исследователей, правда рассматривалась косвенно, как альтернатива коммеморации Маннергейма в Финляндии. В работе Т. Кинуе- на и В. Квимаки «Финляндия во Второй мировой войне: история, воспомина- ния, интерпретации» историки приходят к выводу о том, что как в Финляндии, так и в Советском Союзе фигура Маннергейма выступала в качестве инструмен- та легитимации власти [17, p. 467]. По мысли авторов, в среде представителей советской власти и культуры не было единого мнения относительно фигуры финского маршала: «старые революционеры», в памяти которых оставались со- бытия гражданской войны, относились к бывшему русскому генералу как к вра- гу, с другой стороны, некоторые представители интеллигенции «восхищались его стойкостью и последовательностью в самых разных ситуациях» [Ibid., p. 205]. Итак, начало формирования «историографического канона» в описании деятельности К. Г. Маннергейма приходится на 1960-е годы. До этого времени фигура финского маршала не обсуждалась в публичном дискурсе. Необходимо понимать, что после Второй мировой войны большинству было не вполне понятно, в каких категориях описывать личность бывшего русского генерала: с одной стороны, следуя семиологической системе описания действительности, существовавшей в Советском союзе после войне, Маннергейм воспринимался как «враг», то есть «чужой». С другой стороны, именно И. В. Сталин, хотя и преследуя спорные цели, настоял на том, чтобы Маннергейм остался у власти в Финляндии после окончания войны [3, с. 55–57]. Однако мы не встретим ни одного текста, в котором Сталин бы давал хоть какие-то оценки деятельнос- ти Маннергейма. По мнению А. Ю. Юрчака, вплоть до своей смерти в марте 1953 года, Сталин находился на внешней по отношению к дискурсу позиции, то есть обладал прерогативой давать оценки тем или иным событиям [16, с. 93– 99]. Несмотря на последовавшую после смерти Сталина «оттепель» и либерали- зацию режима, формирование основного корпуса текстов о Великой отечест- венной войне в 1950-е годы происходило под влиянием предшествующей тра- диции, для которой было необходимо включение в тексты категорий из «авто- ритетного дискурс». Словом, у историков не было подходящего языка, на кото- ром они могли бы описывать деятельность финского маршала Маннергейма. В начале 1960 г. был издан первый труд советских историков, в котором упоминается фамилия Маннергейма. «История Великой Отечественной войны» представляла из себя своеобразный метанарратив, который должен был задать дискурсивную рамку, следуя которой необходимо было говорить о событиях 1939–1945 гг. Фигуре финского маршала отводится несколько строк текста, в которых говорится о его «враждебности СССР» (8, с. 260). Значительно больше места в работе уделяется «линии Маннергейма», события вокруг кото- рой описываются в следующих категориях: «сокрушена», «молниеносный про- рыв», «непреступная» (там же, с. 270–271). В другом тексте, изданном несколь- кими годами позже, используется схожий риторический приём: «решающим фактором, заставившим враждебно настроенного К. Г. Маннергейма пойти на заключение мира, было поражение его войск и сокрушительный прорыв линии Маннергейма» (11, с. 411). Можно видеть, что традиция рассказа о фигуре