МЕЖВУЗОВСКИЕ VII ТОЛСТОВСКИЕ СТУДЕНЧЕСКИЕ ЧТЕНИЯ С МЕЖДУНАРОДНЫМ УЧАСТИЕМ 2016 г.

70 Мы видим, что для Толстого Иисус Христос не Бог, а человек, такой же сын (= творение) Бога, как все остальные люди. Для Толстого крайне важна идея, смысл, концепция, которым должно подчиняться всё. Отсюда и отрицание чуда, и попытка соединить евангельское повествование, дог- матику с обычными законами мироздания: «Евангельский текст прекрасен, ибо он служит лучшим из имеющихся средств, позволяющих увидеть путь к благу» [4, с. 93–98]. Принципиально другой подход находим у Ф. М. Дос- тоевского [3, с. 143–152]. Обратим внимание на одну историю из Евангелия, которую Л. Н. Тол- стой объясняет, не соглашаясь с учением Церкви. Речь идет об эпизоде, в котором Мария и Иосиф, потеряв двенадцатилетнего Иисуса, находят его в Иерусалимском храме среди мудрецов. Мария стала упрекать его за то, что он ушел от них, за то, что они искали его. А он сказал ей: «...чего же вы искали? Разве не знаете, где искать всякого человека: в доме Отца. У меня ведь нет отца – человека, стало быть, Отец – Бог. Храм – дом Бога. Если бы вы искали меня в доме Отца моего, в храме, вы бы нашли меня». Толстой так объясняет слова Иисуса: «Рассказ этот, кроме указания на необыкновенный в детстве разум Иисуса, особенно ясно выставляет тот естественный ход мысли, по кото- рому умный заброшенный ребенок, видевший вокруг себя детей, у кото- рых у всех есть плотские отцы, и не знавший себе отца плотского, признал отцом своим – начало всего – Бога. Понятие о том, что Бог есть Отец всех людей, было выражено в еврейских книгах. Малахия II, 10. “Разве не один у нас всех Отец? Разве не один Бог сотворил нас всех?”» [5, с. 51–52] Л. Н. Толстой, таким образом, уходит от чуда и с регулярностью стре- мится дать естественное объяснение поведению Иисуса, рассматривая его действия и слова как проявления, вытекающие из личностного и историче- ского опыта. Будучи человеком XIX века, Толстой решительно не хочет признавать чудеса. В одном месте Лев Николаевич говорит об их бессмыс- ленности, в другом месте опровергает, а где-то просто обходит. Вот как объяснено всем известное чудо на браке в Кане Галилейской: «Событие это в Кане Галилейской, описанное так подробно, есть одно из самых поучительных мест в Евангелиях, поучительных по отношению к тому, как вредно принимать всю букву так называемого канонического Евангелия за что-то священное. Событие в Кане Галилейской не представ- ляет ничего ни замечательного, ни поучительного, ни в каком бы то ни было отношении значительного. Если чудо, то оно бессмысленно, если фокус, то он оскорбителен, если же это бытовая картина, то она не нужна» [5, с. 84]. В другом месте, где Л. Н. Толстой рассуждает о воскрешении Иису- сом Лазаря, мы снова находим: «Как ни ясна бессмыслица таких чудес, мы 1000-летним одурением, напускаемым на нас церковью, доведены до того, что нас сразу не пора-