МЕЖВУЗОВСКИЕ VII ТОЛСТОВСКИЕ СТУДЕНЧЕСКИЕ ЧТЕНИЯ С МЕЖДУНАРОДНЫМ УЧАСТИЕМ 2016 г.

64 чинал вспоминать свою жизнь <…>» [3, с. 35]. Потом Пелагеюшкин сбли- жается с Чуевым, который читает ему Евангелие. Наконец, Пелагеюшкин сам начинает читать по Евангелию «Отче наш», «сличая знакомые буквы с знакомыми звуками» [3, с. 39]. Этот момент Толстой комментирует тор- жественно, с троекратным зачином («И вдруг…», «и он…», «и с тех пор…»), как великое откровение: «И вдруг ему открылась тайна сложения букв, и он стал читать. Это была большая радость. И с тех пор он стал чи- тать, и выделявшийся понемногу смысл из трудно составляемых слов полу- чал еще большее значение» [3, с.39]. Здесь самый акт чтения приобретает сакральное значение и сливается с молитвой. Е. Ю. Полтавец рассматрива- ет рассказ как пример «числового текста» и манифестации победы Логоса над хаосом: «Наступает раскаяние, а далее зло, которое в первой, подчи- ненной господству цифр части повести нарастало, как снежный ком, во второй части благодаря победе ангелических букв тает тоже как снежный ком, подчиняясь принципу «обратного счета» <…>. И только духовная природа, воспринимающая нравственное учение (а для Толстого это и есть Логос), способна преодолеть хаотическое нагромождение случайных чи- сел, увидеть первопричину и путь к избавлению. Черти перестают являть- ся, раскаявшиеся грешники возвращают украденное, помогают обездолен- ным и т. п.» [4, с. 206]. Мотив чтения приобретает сакральный смысл (объединяясь с мотивом нравственного просветления) именно после эпизода чтения Евангелия порт- ному Марией Семеновной. До этого эпизода упоминалось о чтении Василия, служившего дворником, о чтении Турчаниновой. Однако это чтение было либо развлечением, как у Василия, либо праздным упражнением ума, как у Турчаниновой. Чудо открывается не всем и не сразу, но пути к прозрению начинаются с чтения сакрального текста. Портной, затем Чуев, затем Васи- лий и Пелагеюшкин начинают читать Евангелие; слушая это чтение, пережи- вает духовный переворот даже палач Махоркин. И, наконец, пересматривает свою жизнь Махин, пораженный тем, какое влияние оказало чтение Еванге- лия на страшного преступника. Именно с подделки Махиным фальшивого купона началась та цепь зла, которая теперь превращается в эстафету добра. Еще более удивительные изменения при чтении священного текста происходят с героем рассказа «Божеское и человеческое». Приговоренный к смертной казни революционер Светлогуб начинает читать Евангелие во- все не для поиска путей к самосовершенствованию, но то, что с ним при этом чтении происходит, совершенно необыкновенно: «Чтение это вызва- ло в нем не только умиленное состояние, которое выносило его из тех условий, в которых он находился, но и такую работу мысли, которой он прежде никогда не сознавал в себе» [5, с. 203]. Эта работа приводит к ду- ховному и даже телесному преображению. «Колесница» вместо телеги, «светлый, как ангел, юноша», «юноша, с светлыми очами и вьющимися