МЕЖВУЗОВСКИЕ VII ТОЛСТОВСКИЕ СТУДЕНЧЕСКИЕ ЧТЕНИЯ С МЕЖДУНАРОДНЫМ УЧАСТИЕМ 2016 г.

24 Сам писатель так раскрывает идейную составляющую цикла: «На- правление ясно – выражение в художественных образах учения Христа; характер – чтобы можно было прочесть эту книгу старику, женщине, ре- бенку, и чтоб и тот, и другой заинтересовались, умилились, почувствовали себя добрее» [7, с. 326]. Сюжеты к некоторым рассказам были поведаны Толстому олонецким крестьянином Василием Петровичем Щеголёнковым, одним из выдаю- щихся сказителей русских былин. Так появилась и замечательная притча «Три старца», а во время своего паломничества в Оптину пустынь писа- тель еще раз услышал о трех древних, истово верующих старичках, жив- ших когда-то на уединенном Валаамском островке и молившихся не по правилам, зато ходивших по воде «аки по суху». Народный сказ близок по духу позднему Толстому во взглядах на традиционную христианскую пра- вославную веру. Его резко отталкивала характерная для традиционной ре- лигии вера в таинства, в духовную значимость церковных служб, в посты, в паломничества, в поклонение мощам и иконам. Вследствие размышлений о богословии он осознает, что жизнепонимание простого неученого ве- рующего крестьянина – самое верное. Свои изменившиеся на тот момент взгляды на мироустройство обще- ства, религию, науку и искусство писатель кратко и емко излагает в «Трех притчах». Рисуя жизненные сюжеты для демонстрации их аналогии со своей позицией в ряде вопросов, Толстой, как и в других «народных рас- сказах», не описывает внутренний мир человека с его противоречиями, в центре сюжета христианское поведение, отсюда – стремление к упроще- нию характеров. Язык и стиль повествования отличают простота, ясность и выразительность. Евангельским духом проникнута притча «Три сына». Мягкое настав- ление писателя: «Все, что мы знаем о Боге, это то, что он дает людям бла- го, велит им делать то же, что и он, и потому будем делать то же, что он,– благо людям» – призывает услышать и проникнуться Словом Божьим, по- стичь религиозно-нравственные истины, которые так стали близки самому Толстому. Последние два произведения, в отличие от других «народных рассказов», представляют собой жанр классической притчи, как он есть. «Отношение между образом и смыслом» лишено в них «двусмысленности символа» и имеет форму «сравнения» [3, с. 100]. Очевидно, что для Л. Толстого важен и числовой символизм в загла- вии рассказов: «Три притчи», «Три сына», Три старца», «Три смерти», от- сылающие одновременно к образу мирового древа, которое символизирует число «три», соединяя три мира – небесный, земной и подземный, и трой- ной организации человека, заключающей в себе тело, душу и дух. Таким образом, притча в произведениях позднего Толстого, несет в се- бе не только дидактический смысл, но и выражает философско-религиозные