Социокультурные и психологические проблемы современной семьи: актуальные вопросы сопровождения и поддержки

12 на идеях Ж. Дерриды. «Отсутствующее, но подразумеваемое» не содержится напрямую в высказывании клиента, но подразумевается в нем. Если обратиться к тем рассказам о жизни, которые клиенты чаще всего озвучивают, то можно уви- деть, что в них «отсутствующее, но подразумеваемое» – это фон, находящийся за пределами фокуса внимания. На этом фоне актуальное переживание выделяется и распознается как страдание. Ведь каждое выражение переживаний человека возможно только в сопоставлении с другими переживаниями, не выражаемыми открыто, но подразумеваемыми. Ведь, например, мы можем различать «свет», т. к. мы знаем, что такое «темнота», а «несправедливость» имеет значение только в от- ношениях со «справедливостью». Таким образом, другая сторона, делающая то или иное описание возможным – это «отсутствующее, но подразумеваемое». В контексте терапевтических бесед это означает, что если человек выражает эмоциональную боль в результате травматического опыта (например, «Я пытался покончить с собой, потому что я не хочу жить»), то мы можем спросить: «Пра- вильно ли я понимаю, что вы не хотите жить той жизнью, которой жили до недав- него момента? То есть какой-то другой хотели бы? Можете рассказать об этом по- больше? Почему именно такие особенности жизни важны для вас? Кто бы не уди- вился, узнав, что для вас важно именно это? Что они о вас знают, что позволяет им не удивляться?» Когда мы задаем подобные вопросы о том, что лежит в основе переживаний клиента и придает смысл страданию, обсуждаемому в терапевтиче- ской беседе, – мы тем самым создаем возможные предпочитаемые, или подчинен- ные, истории. С этого момента мы можем продолжать развивать насыщенное опи- сание ценностей, надежд и планов, пострадавших в результате насилия или иного травмирующего опыта [2, 3]. Откликаясь подобным образом на рассказы людей, переживших тяжелые травмирующие события, Майкл Уайт стал называть пред- почитаемые истории «подчиненными» или «вторыми»; эти истории как бы нахо- дятся в тени, отбрасываемой травматическим опытом [3]. В заключении хочется подчеркнуть еще раз, что нарративного практика не интересует история травмы, а интересует ответы клиента на травму, реакции клиента на нее [4]. Ведь когда травматический опыт берет вверх над жизнью, человеческие ответы зачастую преуменьшаются или вовсе остаются незамечен- ными, и это может заслонять память о них. Человек не может изменить травму, но он может изменить ее влияние на свою жизнь. Литература 1. White, M. Direction and discovery: A conversation about power and politics in narrative therapy / M. White // Reflections on Narrative Practice: Essays and Inter- views.– Adelaide, South Australia: Dulwich Centre Publications, 2000. 2. White, M. Narrative practice and community assignments / M. White // Inter- national Journal of Narrative Therapy and Community Work.– 2003.– № 2. 3. White, M. Children, trauma and subordinate storyline development / M. White // International Journal of Narrative Therapy and Community Work.– 2005. – № 3–4. 4. Степанова, Л. Г. Что лежит за пределами травмы: ответы нарративной практики / Л. Г. Степанова // Диалог.– 2018.– № 4.