Исследовательский потенциал молодых ученых: взгляд в будущее

83 члена: важнее этих двух – третье, общая стихия их родственности. То есть то самое целое, реальность которого выявляется в самых чудесных метаморфозах» [9, т. 3, с. 28] (этот принцип шире поэзии в слове и также лежит в основе дет- ского поэтического восприятия мира). Следовательно, использование тропов может расцениваться как обращение к уникальному поэтическому познавательному инструментарию. Именно по- этому метафоры и сравнения в текстах Ольги Седаковой не просто иллюстри- руют мысль, но часто задают её направление. Так, два положения – об отзывчи- вости как особом состоянии поэзии и о специфике понятия образа – связаны друг с другом посредством развёрнутого сравнения: «состояние поэзии – не снисходительность и не богатое воображение, а отзывчивость. Восприятие зна- ков, которых никто, вообще говоря, не подает – как не подает их зарытый в земле клад: он сам и есть этот призывный знак, невидимые и неслышимые волны которого повторяются в звуковых переборах волшебной дудки. В ином звучании, в ином руне. И это новое руно – образ» [9, т. 3, с. 92 – 93]. Наконец, чтобы рассмотреть ещё одну особенность репрезентации поэтологи- ческой концепции Ольги Седаковой, необходимо ответить на вопрос о том, на что направлено поэтическое познание. Выше мы касались этой темы, когда приводили цитаты об антропологическом смысле поэзии и о её особом («освобождающем») действии, а также о «мире как поэзии и человеке как поэзии». В прозаической работе «Похвала поэзии» и в эссеистике называется ряд признаков реальности, открываю- щейся в поэтическом познании: цельность [9, т. 3, с. 81], «вполне воплощённость» [9, т. 3, с. 29], преображённость («чудесное новое» [59, т. 3, с. 53]). Если обобщить эти характеристики, учитывая, что для их формулировки Ольга Седакова обращается в том числе к религиозной философии и богословию (например, отсылка к словам Тертуллиана «душа человеческая по природе христианка» [9, т. 3, с. 34]), то можно говорить о том, что в поэзии постигается изначальный образ мира и человека соглас- но христианскому пониманию замысла. Примечательно, что при изложении ключевых положений, связанных с этим представлением, часто используется приём парадокса: «смысл этой кра- соты относится к смерти, поскольку ˝здесь˝ ему нет места – и он относится к бессмертию, потому что явлением своим делает это смертное ˝здесь˝ чужби- ной» [9, т. 3, с. 88]; «память позволяет поэту стать больше, чем собой, стать ˝моментальной личностью, создавшей эти строки˝, как сказал П. Валери – или ˝собой, каким его наконец сделала вечность˝, как сказал Ст. Малларме об Э. По» [9, т. 3, с. 35]; «тема искусства и тема Выготского – человек возможный. С определенной, едва ли не общепринятой позиции это значит – человек невоз- можный» [9, т. 3, с. 119]. Такое построение фраз отражает столкновение двух разных миропониманий: одно ограничено рамками наличной исторической ре- альности, другое говорит о том, каким мир (и в первую очередь человек) дол- жен быть. Поэтическое познание соединяет эти точки зрения благодаря поня- тию чуда, преображения: в поэзии совершается «победа над неким тотальным врагом <…> над бедственным состоянием человека, не способного по природе