Молодежь и наука - третье тысячелетие: Материалы студенческой научно-практической конференции с международным участием

82 Мысль о самоубийстве пришла ко мне также естественно, как прежде приходили мысли об улучшении жизни» [2, с.21]. Писатель взял страшные минуты своей биографии для описания страданий своего героя: это он выносил из комнаты, в которой часто бывал один, шнурок, чтоб не повеситься на перекладине, нахо- дившейся между шкафами; это он перестал ходить с ружьем, чтобы этот способ избавления не соблазнял его. Таким образом, мы видим, что Левин так же проходит через крайние пре- делы отчаянья, как проходил через них сам писатель. Герой не понимает, что же такое его жизнь. Но, что самое страшное, он не представляет себе, как узнать ее. Чувство отчаяния от ощущения беспомощности «пузырька-организма», который вот-вот лопнет на фоне всеобщей бесконечности и незыблемости, поглощает Левина. Злая сила уже колет и терзает чем-то холодным и острым тоненькие стенки пузырька, и прекратить эту зависимость можно было только его смертью. Он пытается занять все свое свободное время работой, но пугающие мысли о жизни и смерти неотступно преследуют героя: «Целый день этот Левин, разго- варивая с приказчиком и мужиками и дома разговаривая с женою… думал об одном …и во всем искал отношения к своему вопросу: что же я такое? и где я? и зачем я здесь?» [1, с. 386]. В «Исповеди» Лев Николаевич отмечает, что в пе- риод кризиса он не чувствовал ни телесного, ни духовного нездоровья – он мог работать на покосе, не отставая от своих мужиков, и трудиться умственно до де- сяти часов в день, не чувствуя ни напряжения сил, ни усталости. И тем не менее Константин Дмитриевич (читай – Лев Николаевич) осознает, что он не хочет до- вольствоваться той жизнью, в которой нет разумного объяснения ни одному из его поступков. Ему надо найти свою собственную правду: «Невольно, бессозна- тельно для себя, он теперь во всякой книге, во всяком разговоре, во всяком чело- веке искал отношения к этим вопросам и разрешения их» [1, с. 380]. Бренность, бессмысленность и обреченность – вот чем стала для него жизнь. Но разве не те же слова мы используем для описания смерти? «И ее закопают, и пегого мерина этого очень скоро… и Федора подавальщика с его курчавой, полною мякины бо- родой и прорванной на белом плече рубашкой закопают… И главное, не только их, но меня закопают, и ничего не останется. К чему?» [1, с. 387] – рассуждает герой. Без понимания – жизнь равнозначна смерти. Константин Дмитриевич хо- чет уйти из нее, так как, по его представлению, он уже мертв. Ему нужна цель, необходимо объяснение, не только разумное и логичное, но и ощущаемое как единственно правильное. Существование без них – постепенное разложение трупа. Потому и естественно для него желание смерти. Ведь если ты уже мертв, к чему желать жизни, если для тебя ее нет и не будет. «Без знания того, что я такое и зачем я здесь, нельзя жить. А знать я этого не могу, следовательно, нельзя жить» [1, с. 382] – рассуждает Левин. Но в этих муках был особый смысл, определяющий его путь: «Так он жил, не зная и не видя возможности знать, что он такое и для чего живет на свете, и мучаясь этим незнанием до такой степени, что боялся самоубийства, и вместе с тем твердо прокладывая свою особенную, определенную дорогу в жизни» [1, с. 385]. Прозрение героя не случайно. Слова, оброненные крепостным мужиком