Молодежь и наука - третье тысячелетие: Материалы студенческой научно-практической конференции с международным участием

114 День премьеры был омрачён фатальным событием: Дина, уже будучи на сцене, поняла, что оставила главный атрибут в учительской. Этот факт стал при- чиной пересечения регистров, которое Д. Рубина изображает сменой имён: во время спектакля « Сенька вздрогнул» [2, 97] , « Сенька отскочил в сторону» (хотя регистр «пушкинский») [2, 99], а уже за кулисами « Пимен <…> схватил кни- жицу с ятями и молча остервенело опустил» её на голову героини (хотя регистр «реальный») [2, 103]. Тот же приём использует и А. С. Пушкин в трагедии: Гри- горий, Самозванец, Димитрий, Лжедимитрий – номинации одного человека. В повести всему виной – костыль, прошедший путь от художественной детали че- рез предмет «реального» регистра к символу, обозначающему, с одной стороны, опору для альтернативной версии, с другой – связующее звено, обеспечивающее герметичность двум регистрам. На пересечении этих двух миров возникает руко- водитель молодёжного театра-студии Александр Сергеевич, внешне похожий на своего знаменитого тёзку – « молодой, курчавый, небольшого роста») [2, 103]. Этот случай изменил жизнь Сеньки Плоткина: он стал знаменитым режис- сёром, организующим свои постановки «совершенно по-новому, опрокидывая все традиционные взгляды» на театр, однако так и остался «на вылете» [2, 106]. Можно сказать, что пушкинский текст (трагедия «Борис Годунов») пред- ставлен в произведении в нескольких функциях. Перечисляя их, мы пойдём от периферии к центру. 1) Интертекстуальная функция. По всему произведению «разбросаны» ал- люзии, отсылающие нас к трагедии А.С. Пушкина: атрибутированное цитирова- ние (название « Всё тот же сон !.. »), неатрибутированное цитирование с варьи- рованием («Плоткин, предупреждаю: ещё одно последнее сказанье, и летопись окончена твоя » из уст завуча) [2, 85], антропонимы («Спляшем, Григорий ?» – спрашивает Сенька Дину на выпускном вечере) [2, 104], упоминания литератур- ной реалии в качестве номинации героя (« Что ж ты молчал, костыль несчаст- ный?» - говорит повзрослевшая Дина Сеньке-режиссёру) [2, 107]. 2) Интерпретативная функция реализуется в нетривиальном взгляде Плот- кина – вероятно подкрепляемом немногословными ремарками – на трагедию «Борис Годунов». 3) Рецептивная функция, которой и была посвящена наша статья, находит выражение в родстве приёмов (трансформация имён) и принципов (Сенька, как и пушкинский Григорий Отрепьев «в вымысле жить желал подлинной жиз- нью») [2, 92] . Это отсылает нас к словам самой Дины Рубиной из интервью Ольге Таир: «форму, в которой написано произведение, диктует его содержание» [3]. Литература 1. Левакин, Н. Н. Художественная рецепция как литературоведческое поня- тие: (К вопросу понимания термина) / Н. Н. Левакин // Изв. ПГПУ им. В. Г. Бе- линского. – 2012. – № 27. – С. 308–310. 2. Рубина, Д. Когда же пойдёт снег?: Рассказы / Д. Рубина. –М.: Изд-во «Э», 2017. 3.Таир, О. Искусство – не юриспруденция: (Интервью с Диной Рубиной) [Электронный ресурс] / О. Таир // Новая литература: Лит.-худож. журн. – 2009. – URL: http://newlit.ru/~tair/3937.html (дата обращения: 20.04.2021).