Молодежь и наука 2017

333 шей маньчжурский отряд убил трёх японцев, сжёг барак и укрылся на террито- рии СССР. Преследующие его японские части на советской территории были обстреляны советскими войсками, первые же получили убежище [2, с. 454]. Советская сторона была готова пойти на создание комиссии по решению этой проблему при условии, что она будет смешанной. 10 марта 1936 года, К. Ота передал это условие в Токио [1, с. 132]. Однако к вопросу в дальнейшем не возвращались и Б. С. Стомоняков при следующей встрече, того же 15 июля 1938 года на это указывает [2, с. 371]. В этот же день советский посол, в письменном виде изложил выводы уполномоченному Ниси, которые он сделал из изученных им данных. Сущ- ность послания характеризуют следующие строки: «…беглое ознакомление с так называемым Хунчунским соглашением показывает, что Ваше утвержде- ние о том, что советские красноармейцы или пограничники нарушили границу, не соответствует действительности» [2, с. 365]. Вместе с посланием была при- ложена карта и Хунчунское соглашение. Х. Ниси заявил, что не может доверять исключительно советским данным и карте, указав, на то, что Манчьжоу-Го имеет свои данные и иную карту. Так же были высказаны обвинения касатель- но нарушений советской стороной Портсмутского мирного договора, Б. С. Стомоняков предложил Х.Ниси не ссылаться на данный документ, так как Япо- ния: «…неоднократно нарушала его как в отношении Маньчжурии, так и по не- которым другим вопросам» [2, с. 369–370]. По сути, данная встреча обострила советско-японские отношения, Японский дипломат несколько раз обозначил позицию СССР провокационной, в то же время советский дипломат подставил под сомнение понимания Х. Ниси значение слова «провокация», что можно рассматривать как оскорбление посла как лицо государства. Под конец Х. Ниси потребовал восстановить положение до 11 июля, на что советская сторона отве- тила резким отказам [2, с. 373]. На этом встреча была закончена. В диалоге от 20 июля 1938 г. участвовали иные лица, с которыми будет связана вся последующая советско-японская дипломатия этого периода, это были М. М. Литвинов нарком иностранных дел СССР и японский посол М. Си- гэмецу, данная встреча состоялась по настоянию последнего. М. М. Литвинов характеризует эту беседу следующим образом: «Г-н посол ничего нового не сказал. Единственная новость – это то, что он пригрозил нам силой» [3, с. 384], с чем нельзя согласиться. Помимо повторения прежних тезисов, в аргумента- цию был введён Хунчунский договор, со стороны Японии. Исходя из него, по- сол сделал вывод о том, что советская карта ему не соответствует, что было от- вергнуто М. М. Литвином [3, с. 380]. Этот момент наглядно демонстрирует разночтение и отличную интерпретацию сторон. Особенностью диалога было, то, что М. Сигэмецу ссылался на религиозные обряды, проводимые маньчжу- рами на возвышенности Чанкуфэн, что якобы данное обстоятельство свиде- тельствует о принадлежности района Мочьжоу-Го [3, с. 379]. Это, разумеется, не было воспринято как существенный аргумент. 29 июля начались боевые действия, а 2 августа был выражен протест со- ветской стороной относящийся к продвижению японских частей на 4 км вглубь СССР [7, с. 413], и уже 4 августа состоялся встреча, в котором принимали уча-