Молодежь и наука – третье тысячелетие (2016)

63 жизнью и над Богом. Он хотел и Бога поставить себе на службу, ибо зачатие есть весть от Бога» [3, с. 15] . Но любовь, являя собой все самое прекрасное и возвышенное в человеческой природе, как проявление божественного на на- шей грешной земле, пробивается сквозь беспросветный мрак тиранства и дес- потизма для того, чтобы жить в вечности. Так полюбили друг друга вышиваль- щица знамен с золотыми драконами Догуланг и сотник войска Чингизхана Эрдене: « Они обнялись, положив головы на плечи друг другу. И замерли в объ- ятиях, и на том мир как бы замкнулся для них под куполом юрты. Все, что ос- тавалось за пределами этого походного жилища, утратило свою реальность. Реальны были только они вдвоем, только то, что их объединяло в порыве, и крохотное существо в колыбели, которое явилось на свет три дня тому на- зад» [3, с. 23]. Это вечное чувство дало росток новой жизни – младенца Кунана, появление на свет которого стало причиной жестокой расправы над его родите- лями. Ужас и трагизм сцены принародной казни влюбленных на просторах са- розекской степи перемежается с чувством высокого восторга, вызванного абсо- лютной готовностью к самопожертвованию и стойкостью этих двух истинно любящих сердец. Догуланг даже в преддверии смерти отказалась называть имя любимого, не выдала палачам отца своего ребенка, но и Эрдене не смог оста- вить любимую женщину: « Дойдя до своей возлюбленной, приготовленной к каз- ни, сотник Эрдене упал перед ней на колени и обнял ее, а она положила руки на его голову, и они замерли, вновь соединившись перед лицом смерти» [3, с. 39]. Казнь влюбленных совершилась варварским способом, к которому обычно прибегали кочевники – через повешение на межгорбии верблюда. Сама приро- да, казалось, противилась этому чудовищному злодеянию: «Верблюд орал, ог- рызался, злобно лязгая зубами. Однако под ударами палок ему пришлось встать во весь свой огромный рост. И с боков двугорбого верблюда повисли в одной связке, в смертельных конвульсиях, те двое, которые любили друг друга поистине до гроба » [3, с. 40]. «Трагедийное произведение раскрывает в гибну- щем то, что находит продолжение в человечестве» [5, с. 66], – говорит Ю. Бо- рев о категории трагического в эстетике. Поэтому, несмотря на глубокие чувст- ва ужаса и печали, возникающие под впечатлением от изображенной автором сцены жестокой расправы над влюбленными, появляется чувство радости от осознания и утверждения идеи бессмертия. Мы приходим к пониманию того, что Любовь как величайшая духовная ценность, благодаря своей божественной силе, способна преодолеть любые испытания, будь то беспощадное зверство тирана или даже сама смерть, над ней не властны ни пространство, ни время, ибо она сама Вечность. Погубив невинные души и обездолив только народившегося младенца – новую жизнь, явившуюся земным продолжением великой любви, Чингизхан подписывает приговор и себе: «…неожиданно исчезло оно, неизменно сопро- вождавшее его белое облачко. Больше оно не появилось ни в тот день, ни на второй, ни на десятый. (…) Чингисхан понял, что Небо отвернулось от него. Дальше он не пошел, (…) вернулся назад в Ордос, чтобы здесь умереть и быть похороненным неизвестно где» [3, с. 43] . А «маленькое белое облако» теперь «тихо кружило над головой» новорожденного. Силами божественного прови-