I Милоновские краеведческие чтения

17 шел через тяжкие испытания: был посажен в тюрьму; вздернутый на дыбу, чу- дом уцелел; подвергся страшным пыткам, лишился имущества… Однако гово- рит Фуников о своих злоключениях с юмором, прибаутками и добивается убе- дительности и выразительности большей, чем если бы избрал серьезный тон повествования. А рифмованная форма изложения сближает произведение с фольклорным раешным стихом: «Сидел 19 недель, а вон ис тюрьмы глядел. / А мужики, что ляхи, дважды подводили к плахе, / за старые шашни хотели ски- нуть с башни» [1, с. 21]. [Здесь и далее орфографические и грамматические особенности цитируемых авторов сохранены. – Л. З. ]. Создавая послание «к дворянину» [1, с. 21], Иван Фуников имел в виду са- мого царя: «Да писал бы, государь, немало, / да за великий смуток разума не стало» [1, с. 22]; «Да немало, государь, лет, / а разума нет…» [1, с. 22]. Здесь – очевидная литота, художественное преуменьшение: разума герою вполне хватает для того, чтобы со смехом, пусть и горьким, рассказать о сво- их страданиях. Обидчики, по замечанию Фуникова, «не оставили шерстинки, ни лошадки, ни коровки» [1, с. 22]. А в следующих строках «Послания» уже в полную силу вступает пословично-поговорочная форма: «…Бог сердца весть – нечего есть. / Велел Бог пожить, и не о чем тужить» [1, с. 22]. «Не о чем тужить» [1, с. 22] – вот, пожалуй, главная мысль произведения. Раз остался жив да еще сохранил в себе способность посмеяться над своими бе- дами – значит, нет оснований предаваться унынию и отчаянию. Оригинальным памятником литературы Тульского края стала «История го- рода Тулы» [1, с. 23], написанная Абрамом Антоновичем Булыгиным в конце XVIII века. Абрам Булыгин был тульским оружейником из купцов. Перед нами произведение, созданное в форме рифмованного сказа со всеми неправильно- стями речи, особенностями тульского языкового колорита. Произведение на- звано «История города Тулы» [1, с. 23] – и это название отчасти соответствует содержанию: в «Истории» имеют место упоминания о тульских оружейных промыслах, о царском указе времен Прусской войны («…кто способен оружей- ную работу работать, изо всяких званиев людей принимать, чтоб записывались в Оружейную слободу» [1, с. 23]), об изделиях тульских мастеров. Но главное место в «Истории» занимает все-таки личность рассказчика. Любопытно, что сам он прямо признается в своей неграмотности: «Пятьдесят лет я в руки уче- ную грамоту не брал, да и забвению предал. / И ныне писать не умею, а читать давно не разумею» [1, с. 34]. Очевидно, в конце жизни Абрам Булыгин кому-то надиктовал свои воспоминания, свидетельствующие об удивительной одарен- ности неграмотного автора. Комизм произведения прослеживается как на содержательном, так и на языковом уровнях. В первом случае это несоответствие содержания суждений рассказчика истинному положению вещей. Так, говоря о своем «беспечном» отрочестве, автор замечает: «С начала моих работ не было у меня никаких больших забот. / Только я, во-первых, сапоги, вершки и хомутины шивал, при- том и казенную работу не забывал. / Во-вторых, замки и приборы обтирал. / В- третьих, драгунские наборы, бляхи и наконечники обтирал. / К новокорпусным