ДЕТИ И ДЕТСТВО В ИСТОРИИ КУЛЬТУРЫ: СОВРЕМЕННЫЕ МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ

123 для меня не просто вдохновением, но и практическим руководством для рабо- ты. Вопросник для этого проекта устной истории / биографических интервью (процесс сбора личных воспоминаний о детстве представлял собой некий кон- тинуум – от структурированного или полуструктурированного интервью до «свободно протекающего диалога», по выражению Алессандро Портелли) не со- стоялся бы без обращения к учебно-методическому пособию о феномене детства в воспоминаниях 1 , как и к другим изданиям, вышедшим под эгидой семинара 2 . Теоретическая рамка интерпретации мною собранного корпуса воспоми- наний основывается на хорошо известном положении Мориса Хальбвакса о том, что индивидуальная память вмещает в себя гораздо больше, нежели со- держание собственного неповторимого опыта – в человеке всегда совмещаются индивидуальная и коллективная память. Кроме того, сошлюсь на идею Райе- харта Козелека, утверждавшего, что «воспоминания привязаны к личному опы- ту … каждый человек имеет право на личные воспоминания. Это право на соб- ственную биографию и собственное прошлое» 3 . Для общего анализа текстов воспоминаний один из главных вопросов, фактически определяющий отношение к данному источнику, – как интерпрети- ровать память в том случае, если она изначально была предназначена для пуб- личного представления, а авторы текстов – профессионалы-гуманитарии, в большинстве своем историки? Какой подход будет наиболее адекватным – ожидать ли или, тем более, требовать, от воспоминаний историков обязатель- ной оценки прошлого или, напротив, позволить каждому повествованию зву- чать именно так, как хотел бы того автор? Наконец, могут ли воспоминания яв- ляться культурологическим, этнографическим, социологическим источником? Наталья Козлова, блестящий исследователь эго-документов советского пе- риода, пишет о плюральности ретроспективной интерпретации и о специальном рефлексировании социальным исследователем собственной позиции 4 . Приме- нительно к корпусу воспоминаний историков авторская интерпретация опыта включает разную степень рефлексии, вероятно, в силу привычки не ворошить собственное прошлое и не задавать вопросы к нему; возможно, речь идет ско- рее о профессиональной ответственности и неготовности судить о времени, ко- торое не являлось предметом собственных исследовательских изысканий. Но есть и иное предположение: профессиональная отрешенность как сознательное отделение себя от историка, как попытка вспомнить себя ребенком и ощутить себя им. В любом случае, по наблюдению М. Н. Кузьмина, при создании вос- поминаний осуществляется переход в «‟другое сознаниеˮ, переключение на ритмику другого времени, на миропорядок другого календаря» 5 . 1 Безрогов В. Г., Кошелева О. Е, Мещеркина Е. Ю., Нуркова В. В. Педагогическая антропология: Феномен детства в воспоминаниях: Учеб.-метод. пособие / Под общ. ред. Б. М. Бим-Бада. М.: УРАО, 2001. См. также: Хеннингсен Ю. Автобиография и педагогика. М.: УРАО, 2000. С. 4. 2 «Гуляй там, где все. История советского детства: Опыт и перспективы исследования: Сб. ст.) / Сост. В. Г. Безрогов, М. В. Тендрякова. М.: РГГУ, 2013. – Т. 4. 3 Цит. по: Сафронова Ю. А . Историческая память. СПб, 2019. С. 16, 22. 4 Козлова Н. Н. Советские люди. Сцены из истории. М.: Европа, 2005. С. 15, 27. 5 Кузьмин М. Н. О военном детстве и не только о нем: Размышления 70 лет спустя // Истори- ки – дети Великой войны: Воспоминания / Сост. И. С. Пичугина, М. В. Золотухина М.: