Вестник ТГПУ им Л.Н. Толстого №5 2008

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ № 5, 2008 вызывают у героя поэмы ощущение непри­ каянности и одиночества. Оказывается, что «чудотворцу всего, что празднично, / са­ мому на праздник выйти не с кем» [там же, 200]. Даже взяв на себя великую миссию апостола, призванного, «как... во время оно», «по тысячи тысяч... дорог» разнести благовестие любви, поэт по-прежнему бес­ силен перед своим извечным соперником - «сытым», «жирным», который в очередной раз становится счастливым избранником героини. Поэтическому, жизнетворящему Слову («Тебе в веках уготована корона, / а в короне слова мои - / радугой судорог») она предпочитает земные, материальные блага, которыми ее одаривает данный Бо­ гом «настоящий» муж: «шик парижских платьев», «тряпки», «жемчуга ожерелий». Отвергая христианскую теодицею как оправдание социальной несправедливости и порочности современной цивилизации, Маяковский, подобно Н. Бердяеву, стре­ мился заменить ее антроподицеей - оправ­ данием человека в творчестве и через творчество. Считалось, что художествен­ ный акт, «продолжая дело творения», уподобляет поэта Создателю Вселенной. Решая вопрос об экзистенциальной «диа­ лектике божественного и человеческого», Маяковский не мог не обратиться к фило­ софскому наследию Ф. Ницше. Характери­ зуя его учение как «самое сильное влияние на русский ренессанс», Бердяев подчерки­ вал, что «в Ницше воспринято было не то, о чем больше всего писали о нем на Запа­ де... не борьба за аристократическую расу и культуру, не воля к могуществу, а рели­ гиозная тема. Ницше воспринимался как мистик и пророк» [4, 167]. По наблюдениям исследователей, Маяковскому был близок «присущий Ницше пафос творческого всесилия нового человека, его свободы, раскованности, любви к жизни» [9, 290]. Не менее значи­ мую роль в художественном сознании по­ эта играл «отзвук ницшеанских диони- сийств и самого Диониса» [там же, 291]. При этом, как отмечает Р. Спивак, диони­ сийские мотивы в творчестве Маяковского «несут следы воздействия философской интерпретации их Вяч. Ивановым в “Эл­ линской религии страдающего Бога”» (1904) [там же]. В отличие от Спивак, Н. Петрова склонна считать, что провод­ ником идей Ницше для Маяковского мог быть, скорее, А. Белый [8, 51]. Согласно эссе Ницше «Рождение тра­ гедии из духа музыки» (1872), искусство в своем развитии связано с дуализмом апол- лонического и дионисийского начал. Апол- лонический принцип обнаруживает себя в сфере сновидения и символизирует гар­ монию, упорядоченность и совершенство пластических образов. Дионис, являясь выражением непластического искусства музыки, напротив, воплощает хаос, экста­ тическую связь личности с мощной стихией природы, эрос, восторженное упоение су­ ществованием, переживаемое «по ту сто­ рону добра и зла». В момент дионисийских прозрений истинный художник обращается в медиума, который способен не только созерцать свои собственные экстатические состояния, но и выражать их в аполлони- ческих образах. Рассуждения Ницше о «духе музыки», породившем аттическую трагедию, побу­ дили Вяч. Иванова к пристальному изу­ чению древнегреческих оргиастических культов. Рассматривая «религию Диониса» как парадигму духовного переворота и за­ рождения новой мировой религии, поэт- философ пытался выявить присутствие общих элементов в древнем дионисийском восприятии мира и в христианстве. Сопря­ жение христианских и языческих мотивов, переплетение образов Христа и Диониса в раннем творчестве Маяковского напря­ мую соотносится с идеями, высказанными в работах Вяч. Иванова. О наличии «дионисийского» подтекста в поэме «Флейта-позвоночник» сигнализи­ рует уже ее заглавие, а также образный ряд пролога, где мелодия флейты, звучащая на «прощальном концерте» поэта, иницииру­ ет темы любви, смерти и творчества. Известно, что образ игры на флейте как воплощение искусства с древнейших вре­ мен используется в мифологии и литерату­ ре. Увитый плющом тирс, виноградные гроздья и флейта - традиционные атрибу­ ты греческого бога Диониса. В одном из эпизодов своей «Мифологической библио­ теки» Аполлодор упоминает о том, как Дионис, желая наказать тирренских мор­ ских разбойников, задумавших продать его