Вестник ТГПУ им Л.Н. Толстого №3 2005

ФИЛОСОФИЯ № 3, 2005 ской жизни», однако надежда на прочное счастье мыслителем не ставится в зависи­ мость от достижения результата, т. е. обре­ тения высшего блага во всей его полноте, ибо человек, неоднократно подчеркивает он, обретает настоящее счастье уже дви­ гаясь в верном направлении. К тому же о «пределах» человеческой жизни приме­ нительно к позиции JI. Н. Толстого можно говорить лишь весьма условно, поскольку «истинная жизнь» не имеет, в его предс­ тавлении, ни начала, ни конца, она прос­ то «есть», тем самым представляя собой свободное от всего эмпирического, чисто умозрительное пространство реализации нравственных обязанностей человека, т. е. собственно область применения «практи­ ческого разума», наличием коей перед людьми открываются неограниченные воз­ можности духовно-нравственного само­ усовершенствования. Таким образом, между кантовским итолстовским рационализмом обнару­ живается ►очевидная преемственность. JI. Н. Толстой очень чутко улавливает в отвлеченно-рассудочном философствова­ нии Канта не только стремление преодо­ леть объективную ограниченность теоре­ тических возможностей разума посредст­ вом «практического» его применения, но и скрытую, не получившую надлежащего развития попытку свести подлинную функцию разума исключительно к тому, чтобы сделать волю человека доброй. Если разум, с точки зрения Канта, с необходи­ мостью обнаруживает, что он, по сути, не­ состоятелен как инструмент теоретического познания, поскольку, отрываясь от почвы опыта, неизбежно ведет к антиномиям, то вполне логичным было бы предположить следующее: остается только одна сфера, в которой творчески-созидательный потен­ циал «разумной рациональности» оказался бы полностью и органично востребован ираскрыт,- сфера морального сознания и нравственной деятельности людей. Именно здесь «практический разум», приходя в не­ посредственное соприкосновение с чело­ веческой волей, интеллектуализирует по­ следнюю вплоть до полного самоотож- дествления с ней и тем самым превращает ее в «добрую волю», которая в итоге вы­ ступает как важнейшая способность че­ ловека поступать согласно представлению о высшем моральном законе, априорно присутствующем в его разуме. Подобное убеждение Канта, устанавливающее ис­ ключительную принадлежность нравст­ венно ориентированной воли разумным существам, составляет квинтэссенцию его «метафизики нравственности», благодаря че­ му оно остается в русле этического рациона­ лизма. И именно эта ключевая кантовская идея фактической тождественности «доброй воли» «практическому разуму» в соединении с принципиальным утверждением автоно­ мии воли оказывает решающее влияние на форму и характер этического рационализма JI. Н. Толстого, получая дальнейшее развитие в рамках -егонравственного учения. Иначе говоря, Л. Н. Толстой оказывается прямым продолжателем кантовской традиции абсо­ лютизации морали через установление ра­ ционально обусловленной всеобщности нрав­ ственного закона. При этом убежденность Л. Н. Толстого в абсолютности морали столь глубока и самоочевидна, что его, наверное, искренне удивила бы просьба предоставить какие- либо дополнительные доказательства сво­ ей уверенности. И здесь Л. Н. Толстой ока­ зывается намного ближе к Канту, чем сам он мог предположить даже в период своего наиболее глубокого увлечения идеями ве­ ликого немецкого философа. Проявляя се­ бя как человек, которому изначально и до­ подлинно известно, что человеческая нравственность абсолютна, ибо допущение противного попросту лишает ее какого бы то ни было смысла, Л. Н. Толстой совер­ шенно соглашается с Кантом в том, что «закон, если он должен иметь силу мо­ рального закона, то есть быть основой обя­ зательности, непременно содержит в себе абсолютную необходимость...» 37. Это оз­ начает, как остроумно замечает А. А. Гу­ сейнов, что поскольку «тайна абсолютно­ сти морали заключена во всеобщности морального закона», то «абсолютное и 38 есть мораль» . Но абсолютное, по самому своему определению, не может иметь ника­ ких иных оснований, кроме тех, которые наличествуют в нем самом, следовательно, признание за моральным законом абсолют­ ного статуса полностью снимает необхо­ димость егорационального обоснования.