Вестник ТГПУ им Л.Н. Толстого №3 2005

№ 3, 2005 ВЕСТНИК ТГПУ им. Л. Н. Толстого пенсируя разрушительное влияние разного рода социальных новаций на идеологиче­ ский фундамент феодализма. Из гордели­ вого ангела, извечного оппонента Бога, дьявол превратился в этих произведениях в подобие сельского «придурка», который своим нелепым видом, неловким поведе­ нием и недалеким умом веселил не на­ много более «утонченное» сельское обще­ ство, утверждая нерушимость старых догм и смехотворность новых общественных идей. Подобная парадигма художественно­ го воплощения извечного духа непокорно­ сти получила большую популярность в сельской среде и породила множество вариаций непосредственно фольклорного происхождения, которые затем народная культура «вернула» культуре высокой, книжной с началом эры романтизма, когда феодализм, наконец, почувствовал смер­ тельную угрозу. Дьявол-шут снова стано­ вится персонажем литературных произве­ дений, по старой привычке выступая несу­ разным врагом старой и простой патриар­ хальной морали. Комизм народной патриархальной «субидеологии» основывался прежде всего на шутливой гиперболизации некоторых знаковых элементов клерикальной идеоло­ гии аграрного общества. Причем эта ги­ перболизация ни в коем случае не дискре­ дитировала сам этот исходный элемент, но делала его более доступным и впечатляю­ щим для широких масс, так как только смех мог сравняться со страхом по силе своего эмоционального воздействия. И не только сравняться - ведь «не трагическое, ' а комическое более всего притягивает внимание широких масс, тем и объясняет­ ся популярность и распространенность комических представлений» [8, 29]. Поэто­ му дьявол должен был не только устрашать крестьянина, но и смешить его. Ярким примером подобного рода гиперболизации является убеждение средневековых клери­ кальных идеологов в том, что женщина не только является самой легкой добычей дьявола, но может нести и ббльшую угрозу для христианина (resp. мужчины), чем да­ же сам нечистый дух. Возможно, во вре­ мена Средневековья подобный тезис яв­ лялся только публицистической гипербо­ лой, риторической фигурой, призванной эмоционально укрепить прочность и неос­ поримость основных принципов гендерной стратификации феодального общества. Тем не менее даже самые значительные «авто­ ритеты» в этой сфере человеческих отно­ шений - Яков Шпренгер и Генрих Инсти- торис - однозначно утверждали, что жен­ щина «горче смерти, т. е. дьявола. Она горче смерти, ибо смерть является нату­ ральной и уничтожает лишь тело. Грех же, начатый женщиной, убивает душу через лишение Божьей милости, а также тело в наказание за грех. Она горче смер­ ти, ибо смерть тела - очевидный ужас­ ный враг. Аженщины - спрятанный, льстивый враг. Их сердце - силок, т. е. не­ измерима злоба, что властвует над их сердцем. Их руки - оковы» [10, 127]. Дан­ ный тезис - далеко не безупречный с точки зрения классического богословия; возмож­ но, именно в силу этой своей почти «ере­ тической небезупречности» он охотно вы­ двигается на первый план массовым народным сознанием; не просто выдвига­ ется, а комически гиперболизируется, от­ вергая законы формальной логики: «Если женщина страшнее дьявола, то и сам дья­ вол должен бояться ее». Таким образом, этот нехитрый силлогизм становится од­ ним из оснований народной демонологии и идеологии патриархального крестьянства (это продемонстрировал А. Ненадовец в монографии «Черт в преданиях белору­ сов» [5]), найдя отражение в ряде комиче­ ских фольклорных сюжетов, которые вскоре стали источником творчества мно­ гих профессиональных литераторов. Первым из авторов, использовавших их, как уже отмечалось, стал Адам Мицке­ вич с его балладой «Пани Твардовская». Главный персонаж баллады, герой много­ численных фольклорных преданий, попу­ лярных в свое время на землях бывшей Речи Посполитой, чернокнижник пан Твар­ довский, продавший дьяволу душу за бо­ гатство и величие, гуляет в корчме. При этом он заправляет корчемной « гулянкой » и «своеволием». Бражник и задира, он об­ ладает подчеркнуто маскулинными черта­ ми, помогающими ему в своеобразном состязании победить «солдата», кото­ рый после «удара сабли возле уха», на­ несенного Твардовским, превращается в