Вестник ТГПУ им Л.Н. Толстого №3 2005

ФИЛОЛОГИЯ № 3, 2005 истоки темы звуков, которая разовьется в лирике поэта позднее («Ангел», «Есть речи - значенье...» и др.). Стихотворением «Русская мелодия» (1829) начинается ряд произведений, в которых мотив «невыразимого» сплетается с моти­ вом одиночества. В «Русской мелодии» сочетание мотивов просматривается еще не четко. Первая часть стихотворения по­ священа исключительно описанию душев­ ной жизни лирического героя: «В уме сво­ ем я создал мир иной // И образов иных существованье; // Я цепью их связал меж­ ду собой, // Я дал им вид, но не дал им названия». Из текста стихотворения не ясно, что является причиной невыражения («образы иные» остаются без названия). Может быть, несовершенство языка не позволило дать определение созданиям фантазии, а может быть, лирический герой созна­ тельно не желал словесно обрисовать «мир иной», возникший в уме, словно предчувст­ вовал, что этот «внутренний» (идеальный) мир погибнет от соприкосновения с миром «внешним» (реальным). И действительно: «Вдруг зимних бурь раздался грозный вой,- // И рушилось неверное созданье!». Гибель «мира иного» сравнивается во 2-й и 3-й частях стихотворения с обор­ вавшейся песней «певца простого», сидя­ щего «в тени» перед «праздною толпой». Причина того, что песня остается недо- петой, опять не указана, однако намек на нее содержится в противопоставлении певца и толпы. Соотнося две описанные ситуации, можем предположить, что мир населен «образами иными», и песню погубили та­ кие проявления «внешнего» мира (толпы), как непонимание и равнодушие. Таким образом, первоначальное не- выражение обусловлено одиночеством ли­ рического героя, предчувствием непо­ нимания. Данная мысль подтверждается при анализе стихотворений 1830-1831 гг.: «Счастливцы, мнил я, не поймут / Того, что сам не разберу я...» [Н. Ф. И...вой (1830)]. Здесь предчувствие непонимания и сознание невозможности передать душев­ ные переживания являются равноправ­ ными причинами невыражения. В после­ дующих стихотворениях поэт все чаще будет обращать внимание на неспособ­ ность других людей, среди которых он жи­ вет, «как камень меж камней», понять его: «Рассказ моих сердечных_мук / Не воз­ мутит ушей людских. / Ужель при сшибке камней звук / Проникнет в середину их?» [Отрывок (1830)]. В стихотворении «Унылый колокола звон...» (1831) сравнение поэта с камнем исчезает. «Холодный камень» - это слу­ шатель, не способный понять прекрасное. Поэт, который носит в душе «пламень не­ земной» и способен ощутить «невырази­ мое», противопоставлен слушателю. Во всей полноте и определенности мо­ тив «невыразимого» проявляется в сти­ хотворении «1831-го июня 11 дня»: Холодной буквой трудно объяснить Боренье дум. Нет звуков у людей Довольно сильных, чтоб изобразить Желание блаженства. Пыл страстей Возвышенных я чувствую, но слов Не нахожу, и в этот миг готов Пожертвовать собой, чтоб как-нибудь Хоть тень их перелить в другую грудь. И далее: «...мысль сильна, // Когда размером слов не стеснена». «Невыра­ зимое» у Лермонтова - внутренний мир героя, душевное состояние, причем не толь­ ко гамма чувств, но и мыслей («боренье дум»), У Жуковского выражению не подда­ ется не только состояние души, но и велико­ лепие природы, присутствие в ней Божества (Создателя). Акцент у Жуковского делается именно на «Бесконечность внешнюю» (при­ родное, космическое совершенство). У Лер­ монтова, наоборот, внимание сконцентриро­ вано на «бесконечности внутренней» (на «безбрежной свободе» души). Следует обратить внимание на то, что стремление выразить «невыразимое» со­ пряжено у Лермонтова со страданием: ли­ рический герой стихотворения готов да­ же пожертвовать собой ради того, чтобы быть услышанным и понятым, хотя бы в самой малой степени. Такого страстного, болезненно ощущаемого желания «пере­ лить в другую грудь» свои чувства нет уЖуковского. В стихотворении «1831-го июня 11 дня», по замечанию В. И. Коровина, «задача выражения набегающих противоречивых