УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ ВЫПУСК 11

«Повеса», «висельник», «независимость» — трижды ка протя­ жении одной фразы модифицировано одно и то же слово, как и трижды настойчиво повторено: «гордо», «гордясь», «гордится», но это все только «звучит гордо», а / впечатление минимальное: «порывистый» конь (вместе с автором) топчется на том же месте. И это не только «грехи молодости» автора «Маленького героя»; нет, даже в последнем и совершеннейшем произведении Достоев­ ского, в «Бр. Карамазовых», мы имеем еще следы подобных пороч­ ных тавтологий. Так, о старичке Максимове Достоевский сообщает, что в глазах его было что-то лупоглазое, — IX, 38. а о глазах старца Зосимы он говорит, что они были блестящие вроде как бы две блестящие точки IX, 42. «В глазах... лупоглазое», «блестящие, как... блестящие», — это все отнюдь не блестяще сказано. Освободиться от этой своей сла­ бости и зрелый Достоевский не смог, но он сделал большее: самую -слабость свою обратил в силу. Неудачные примеры оперирования тавтологиями и омонимами у него единичны, вообще же он извлек из своего недостатка все его качества и, умно и остроумно распорядившись своим «поэтическим хозяйством», обратил серьез­ ный дефект в выразительный эффект... 4. х Всякая острота, как известно, возникает из непрочного и пороч­ ного сочетания1двух смыслов в одном выражении. Но имеются и такие остроты, вся соль которых не в противоречии двух смыслов •одного слова, а в разрыве одного смысла — словесного — с дру­ гим, выраженным уже в действии. Основное их отличие в том, что, апеллируя к определенной ситуации, они являются не остротами «вообще», а только при определенных положениях, «положениях» часто в самом прямом и конкретном смысле этого слова. Так, например, в одной из раннях повестей Достоевского «Чужая жена и муж под кроватью» ревнивый муж (Иван Андреевич), выслежи­ вая свою жену, благодаря сцеплению обстоятельств вынужден спрятаться под кроватью в чужой спальне. Положение, скверное я без того, осложняется еще тем, что под той же кроватью оказы­ вается спрятанным еще один человек. И вот это-то «положение», отнюдь не героическое, дает автору повод и возмож­ ность сделать своего героя мишенью целого рода забавных двусмысленностей. Сопостаеляя обоих «соседей», автор примечает: Может быть, это был человек, испытавший не раз гонения судьбы и не раз находившийся в стесненном положении; но Иван Андреевич был новичок и задыхался от тесноты. I. 429. 1 Жан Поль говорит: «Остроумие — это переодетый священник, который венчает всякую пару», а Вихер к этому метко добавляет: «И охотнее все­ го он венчает ту пару, к соединению которой родственники относятся наиболее нетерпимо». Это значит, что острота тем удачнее, чем больше «пафос расстояния» между двумя смыслами, выраженными в одном слове. 23