ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2012

83 На протяжении романа Толстой неоднократно возвращается к мысли, что цель и предназначение женщины в рождении и воспитании детей. Так, Анна пытается спа- стись из «безвыходного положения, в котором она находилась» мыслями о сыне: «Она вспомнила ту, отчасти искреннюю, хотя и много преувеличенную, роль матери, живу- щей для сына, которую она взяла на себя в последние годы, и с радостью почувствова- ла, что в том состоянии, в котором она находилась, у ней есть держава, независимая от положения, в которое она станет к мужу и к Вронскому. Эта держава – был сын. В ка- кое бы положение она ни стала, она не может покинуть сына. <…> У ней есть цель жизни » [Толстой, т. 18, 135]. Когда имеется высшая цель жизни вне личного чувства любви, человек примиряется с утратой последнего. Толстой специально с этой мыслью вводит в роман пример Долли, находящей после потери чувства Стивы душевное удов- летворение и внутреннюю гармонию в самоотверженной любви к детям. Анна же эти цели утрачивает в связи со своей всепоглощающей страстью, не только отрезав от себя Сережу, но и не находя в своей душе сил для любви к своей дочери. Не случайно в этом смысле сопоставление Долли («добрая, несчастная в любви, но счастливая в семейных заботах и детях»), прощающей виноватого перед ней Стива, Каренина, прощающего Анну, и самой Анны в начале романа, чувствующей, что, если любишь, надо простить, побуждающей Долли к прощению, и в конце романа – не только ничего не прощающей Вронскому, но даже мстящей ему своей смертью. Анна в романе является воплощением «плотского» в человеке с его горячим требованием личного счастья, с его нетерпением, страстями, раздражением и упорст- вом. Она лишь уступила тем требованиям жизни, которые как бы заложены в самой природе человеческого существования: «..я живая, что я не виновата, что бог меня сделал такою, что мне нужно любить и жить» [Толстой, т. 18, 68], понимая любовь как исключительно романтическую, плотскую любовь мужчины и женщины. В работе «Путь жизни» Толстой четко обозначит свое отношение к нравствен- ному выбору человека: «Не падение страшно, страшно оправдание падения, страш- на та ложь, которая выставляет эти падения или чем-то роковым, неизбежным, или чем-то прекрасным и высоким» [Толстой, 1995, 153]. В. В. Набоков заметил: «Союз Анны и Вронского основан лишь на физической любви и потому обречен». Однако и церковный брак не спасает семью Каренина. Что касается Вронского, то его, по мысли Толстого, не спас бы и гражданский брак [Бабаев, 1975, 33]. Формы брака в обоих случаях определенны и указывают на от- ношения мужа и жены к «закону» в религиозном или социальном смысле. Для Толс- того связь мужа и жены не основана на договоре и не на плотском соединении: «В плотском соединении есть что-то страшное и кощунственное. В нем нет ко- щунств только тогда, когда оно производит плод. Но все-таки оно страшно, так же страшно, как труп. Оно тайна» [Толстой, т. 83, 237]. В романе приводится описание венчания Левина и Кити: «Молились "о еже податися им целомудрию и плоду чрева на пользу, о еже возвеселитися им видени- ем сынов и дщерей". Упоминалось о том, что бог сотворил жену из ребра Адама, и "сего ради оставит человек отца и матерь и прилепится к жене, будет два в плоть едину", и что "тайна сия велика есть"; просили, чтобы бог дал им плодородие и бла- гословение, как Исааку и Ревекке, Иосифу, Моисею и Сепфоре, и чтоб они видели сыны сынов своих» [5]. Эти слова священного писания определяют для автора ро- мана главный смысл совершающегося. Помогать друг другу, самоотверженно обе- регать от больших и малых жизненных травм, спасать в трудное время от отчаяния, спасать от самой смерти продолжением жизни в детях, делить труды по воспитанию детей, требующему многих и многих самоотверженных усилий, – таков, по Толсто- му, смысл брачного союза.