ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2012

71 своих толстовцев» [Лодыженский, 1992, 205]. Данное заявление опровергается впо- следствии самим Лодыженским, писавшем об отъезде Толстого из Шамордино в Ростов-на-Дону, где существовала колония толстовцев. Последние несколько месяцев из жизни Толстого предстают для Лодыженско- го своеобразной драмой, когда Толстой изо всех сил пытается как бы сбросить весь груз того учения, на развитие которого были потрачены долгие годы, но в котором он так и не нашёл успокоения. Однако причина оставления Ясной Поляны может носить и совершенно противоположный характер. Так, живя в своём имении, Толстой мог развивать своё учение, но не иметь при этом возможности применять его на практике. Например, Лодыженский считал «гениальным» образ юродивого Гриши, опи- санный в «Детстве» Толстого. Но мог ли Толстой воплотить данный образ в себе, оставаясь жить жизнью графа? И мог ли он реализовать те идеалы русской народ- ной святости, о которых он писал, и которые мы встречаем в духовных стихах [Фе- дотов, 1991, 99–104] или, наконец, воплотить идеалы подвижничества, описанные в «Добротолюбии» и разработанные Лодыженским? Возможно, духовное состояние Толстого было подобно состоянию многих будущих святых до их ухода от мирской жизни, которая тяготила их, мешая их духовному развитию. «Уход из Ясной Поляны,– подчёркивает В. Н. Назаров,– этот сверхпоступок Тол- стого, выведший его на более высокий виток нравственного поиска истины, – необхо- димо должен был повлечь за собой и изменение его метафор понимания, качественную «умоперемену», что делало вполне вероятным и покаяние, и выработку такого «языка веры», такого предощущения истины, которые обнаружили бы всю несущественность толстовского расхождения с церковным христианством [Назаров, 2002, 71]. Учение Л. Н. Толстого Лодыженский называл «непрочной» и «призрачной» религией. При этом Лодыженский подчеркивает, что первым порывом и жаждой искания высшей жизни было проявление непогасшего ещё в ту пору большого ра- зума Толстого, который через сердце, а не через мозг, предъявил свое стремление к Божеству. Именно в искании Бога, о котором Толстой пишет в «Исповеди», и за- ключается для него истинная жизнь. «Ведь я живу, – говорит Толстой, – истинно живу только тогда, когда чувствую Его и ищу Его. Он – то, без чего нельзя жить. Знать Бога и жить – одно и то же. Бог есть жизнь» [Толстой, 1957, 45–46]. Лодыженский не останавливается подробно на том, каким образом Толстой на- шел свою веру, а говорит только о главных, с его точки зрения, положениях религии Толстого, а именно о его представлениях о Боге и о представлениях о будущей жизни. Для характеристики Бога в учении Толстого Лодыженский использует запи- санное философом за несколько дней до смерти определение: «Бог есть то неогра- ниченное Все, чего человек сознает себя ограниченной частью. Истинно существует только Бог. Человек есть проявление Его в веществе, времени и пространстве» [Толстой, 1934, 143]. «Для Толстого, – пишет А. А. Гусейнов, – понятие Бога было человеческим понятием, которое должно было выдержать проверку судом человеческого опыта и разума, оно выражает то, что мы, люди, можем чувствовать и знать о Боге, но никак не то, что Бог думает о людях и мире» [Гусейнов, 2009, 281]. Лодыженский подчеркивает смешение у Толстого понятий любви и желания блага всему существующему , которыми последний обозначает Бога в человеке. Же- лание блага всему существующему, по мысли Лодыженского, является чисто рассу- дочным восприятием нравственного закона и подчинением человека данному зако- ну, в то время как любовь, как её понимали христианские подвижники, представляет собой «глубочайшую эмоцию».