ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2012

314 вии , помехе своему счастью с Вронским. Этот мотив толстовского романа у Набоко- ва в «Короле, даме, валете» становится сюжетообразующим. Набоков не менее без- жалостно, чем Толстой со своей прелестной героиней, расправляется с героями, стремящимися разрушить брак: и Марта, и Кречмар погибают. Причем финалы обо- их романов перекликаются с финалом 7 части «Анны Карениной». Набоков особен- но отмечал образ горящей свечи в сцене самоубийства Анны: «Смерть – освобожде- ние души. Поэтому рождение ребенка и рождение души (в смерти) одинаково со- пряжены с тайной, ужасом и красотой» [Набоков, 1998, 247]. Слепому Кречмару в его смертный час Набоков дарует способность видеть краски мира, а ослепленной двойной страстью – к молодому любовнику и деньгам ненавистного мужа, Марте – иллюзорное счастье. Ср. в (3) изображение переживания счастья Мартой в модусе реальности, аи в (4) – в ее предсмертном бреду: (3) Она вскоре пыталась вновь завлечь сонного Франца, и, добившись этого, она снова воображала, что по мере того, как блаженство близится, Драйер гиб- нет, что каждый торопливый удар ранит его еще глубже, и что наконец он сла- беет, валится, растворяется в нестерпимом блеске ее счастья. (4) Марта и Франц глядели, обнявшись, как он исчезает и когда, наконец, что- то чмокнуло, и на воде остался только расширяющийся круг, – она поняла, что, наконец, свершилось, что теперь дело действительно сделано, и огромное, бур- ное, невероятное счастье нахлынуло на нее . Планируемое убийство мужа осуществляется в пространстве предсмертного бреда, этот иллюзорный каузатор счастья оставляет след в пространстве памяти об- манутого мужа, что создает эффект двойной иллюзии. Изображение умершей Мар- ты вызывает в памяти читателей детали портрета погибшей Анны: (5) В темноте ночи, куда он глядел, было только одно: улыбка, – та улыбка, с которой она умерла, улыбка прекраснейшая , самая счастливая улыбка , которая когда-либо играла на ее лице, выдавливая две серповидные ямки и озаряя влажные губы . У Набокова почти нет толстовских контекстов с контактным расположением однокорневых антонимов: счастье – несчастье , счастливый – несчастливый/нес- частный , но действие ненадежных каузаторов счастья неизменно приводит к не- счастью. Само счастье, связанное с работой судьбы, дарующей героям любовь или обретение смысла жизни, не является благостным ощущением покоя и довольства. В следующем контексте дано художественное воплощение аналога горнего счастья на земле в мире текста «Защита Лужина»: (6) Только в апреле, на пасхальных каникулах, наступил для Лужина тот не- избежный день , когда весь мир вдруг потух , как будто повернули выключатель, и только одно, посреди мрака, было ярко освещено, новорожденное чудо , блестя- щий островок , на котором обречена была сосредоточиться вся его жизнь . Сча- стье , за которое он уцепился , остановилось ; апрельский этот день замер навеки , и где-то, в другой плоскости, продолжалось движение дней, городская весна, дере- венское лето – смутные потоки, едва касавшиеся его . Момент обретения смысла жизни в шахматной игре изображен Набоковым как некая тектоническая катастрофа, повлекшая за собой изменение пространственно- временного континуума: мир потух, и движение времени остановилось – день замер навеки . Вещно-пространственная метафора счастья (Лужин уцепился за счастье , как за движущийся, может быть – ускользающий, удаляющийся предмет) включена в развернутую пространственную метафору времени – потока, движущегося в раз- ных плоскостях. Конечно же, неслучайно неизбежный день пришелся на пасхаль- ные каникулы – намек на второе рождение/ перерождение героя: отныне Лужин бу- дет пребывать в параллельном пространстве-времени, где земные законы не дейст-