ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2012

313 к детям, даже – признание своего несчастья ( чувство человека, выдернувшего долго болевший зуб , испытанное А. А. Карениным, когда он окончательно убедился в из- мене жены), и смерть как избавление от страданий (умирающий Николай ожидает смерти как удовлетворения желаний , как счастья ). Существуют ли “надежные каузаторы” счастья в мире толстовского текста? По Толстому, подлинное счастье – это то, что принято называть фелицитарным бла- гом. На мгновение такое счастье испытывает А. А. Каренин, когда полностью отдается чувству сострадания к Анне,– то, что он считал душевным расстройством, было, напротив, блаженное состояние души , давшее ему вдруг новое, никогда не испытан- ное им счастье . Последний в романе контекст употребления лексемы счастье связан с обретением веры героем-протагонистом и, следовательно, с уничтожением того ду- шевного дискомфорта, который был связан с ощущением невозможности жить, не объяснив свою жизнь , то есть не найдя в ней (жизни) смысла, и который заставлял по- мышлять о самоубийстве: "Неужели это вера ? – подумал он, боясь верить своему счастью .– Боже мой, благодарю тебя!" – проговорил он, проглатывая поднимавшие- ся рыданья и вытирая обеими руками слезы, которыми полны были его глаза. Разуме- ется, это не ‘земное блаженство’, и Толстой в предпоследнем абзаце романа – во внут- ренней речи Левина – как бы опять отменяет обретение счастья в отрицательной кон- струкции с каузативным глаголом осчастливить : Это новое чувство не изменило ме- ня, не осчастливило , не просветило вдруг, как я мечтал, – так же как и чувство к сыну. Никакого сюрприза тоже не было. А вера – не вера – я не знаю, что это та- кое,– но чувство это так же незаметно вошло страданиями и твердо засело в душе. Великий роман открывается и заканчивается дискурсом о счастье. Последний контекст употребления имени концепта свидетельствует, на наш взгляд, о соеди- нении двух каузаторов подлинного счастья – трансцендентного чувства любви и трансцендентного переживания обретения смысла жизни в вере, обретения Бога. По-видимому, следует к двум упомянутым каузаторам добавить третий – страдание, через которые прошел Левин в поисках смысла жизни. В набоковских мирах-текстах даны разные модели счастья, и потому каузато- ры более разнообразны, причем далеко не всегда в его художественных мирах сча- стье связано с любовью. Так, например, обратившись к последнему русскому рома- ну – «Дару», можно составить такую “каузативную карту счастья”: любовь (пред- чувствие любви, любовные интриги и т. д.), дружба, творчество, вдохновение, уда- ча, свобода, одиночество, богатство, несчастье, судьба, наконец – весь тварный (ви- димый) мир и потусторонность. В набоковских романах “из немецкой жизни” (в «Короле, даме, валете» и в «Камере обскуре») основные каузаторы счастья – физическая любовь, удовле- творение плотской любви/страсти. В этих текстах Набоков травестирует отношения треугольника Анна – Каренин – Вронский. До ослепившей их страсти, разрушившей брак, набоковские герои – Марта (в «Короле, даме, валете») и Кречмар (в «Камере обскуре») оценивают свою семейную жизнь почти так же, как А. А. Каренин свое восьмилетнее счастье с женой: (1) Марта считала, что ее брак не отличается от всякого другого брака, что всегда бывает разлад, что всегда жена борется с мужем, с его причудами, с от- ступлениями от исконных правил, – и это и есть счастливый брак. (2) Были очень удачные поездки за границу, в Италию, на юг Франции, были детские болезни Ирмы, были, наконец, прекрасные, нежные вечера, когда Кречмар с женой сидел на балконе и думал о том, как незаслуженно счастлив . Физическое основание любви/страсти в мирах этих текстов дарует героям только иллюзию счастья. Анна Каренина однажды подумала о муже как о препятст-