ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2012

297 в качестве объекта лингвистического исследования, высвечивает роль автора – язы- ковой личности, творческой личности-создателя, преобразователя, эстетически трансформирующего и варьирующего средства языка [Леднева, 2001, 78]. Языковая личность же, по мнению Ю. Н. Караулова, «есть личность, выраженная в языке (тек- стах) и через язык, есть личность, реконструированная в основных своих чертах на базе языковых средств» [Караулов, 1987, 38]. Если под языковой картиной мира понимается совокупность представлений народа о действительности, зафиксированных в единицах языка, на определенном этапе развития народа [Караулов, 1987, 171–172], то языковая картина мира писате- ля является зеркалом авторского мира, поскольку «лик писателя проступает в сис- теме словесной организации его творчества, писатель стремится изобразить вещи объективного мира такими, какими он их видит через призму своего художествен- ного «я» [Дроботун, 2005, 51]. Последнее вполне можно отнести и к изображению в текстах произведений растительного мира. Каждый писатель в своем творчестве неоднократно обращается к описанию природы. Есть пейзажные зарисовки и у Л. Н. Толстого. Однако пей- зажные зарисовки не являются для писателя самоцелью: «за образами и картинами природы, за внешне незначительными событиями, исподволь, где-то в подтексте, затрагиваются морально-этические и эстетические проблемы» [Тойбин, 1998, 222], а наименования растений «получают под пером автора многозначительную смысло- вую нагрузку, известную иносказательность, помогая глубже выразить авторскую мысль» [Тойбин, 2007, 504]. Важно отметить, что природный и человеческий миры у Л. Н. Толстого существуют автономно, самостоятельно друг от друга, ритм их раз- вития тоже различен, однако жизнь одного без другого немыслима. Природный мир как объективность, данность интересовал писателя, но он был далёк от фетовского и тургеневского эстетизирования природы. В то же время художнику, как отмечал Лев Озеров, была близка тютчевская мысль о могуществе и таинственности приро- ды, о её пугающем равнодушии к человеку [Озеров, 1978, 136]. Созерцая образы растительного мира, Лев Николаевич Толстой, как правило, не выходит за контекст, предложенный самой природой, описывает природу ее же красками. Например, замечательно описание осенней природы, связанное с карти- ной охоты в Отрадном, о которой повествует автор в романе-эпопее «Война и мир»: «Уже зеленя уклонились и ярко-зелено отделились от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло-желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса... стали золотистыми и ярко-красными островами посреди ярко- зеленых озимей» [Толстой, 1997, 504]. Эта русская поздняя осень возбуждает в че- ловеке какую-то внутреннюю духовную силу. Кроме того, она созвучна страстному увлечению людей охотой, музыкой, плясками, которые Л. Толстой изображает в ро- мане с большим мастерством. Описания растительного мира, хотя и немногочисленны в творчестве Л. Н. Толс- того, в тексте его произведений играют важную роль, не только являясь фоном, соз- дающим определенный эмоциональный настрой, но и выступая полноправными действующими персонажами. Растительные образы, к которым обращается автор, помогают ему выразить свое мировосприятие, свое отношение к описываемым событиям, так как для Л. Н. Толстого природа – это высшая мудрость, олицетворение нравственных идеа- лов и истинных ценностей. Так, например, в самом начале повести «Хаджи-Мурат» Л. Н. Толстой пере- числяет целый ряд цветущих растений, характерных для середины лета: «Есть пре- лестный подбор цветов этого времени года: красные, белые, розовые, душистые,