ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2012

235 летку, « целовал свою руку, глядя на Корнея, и улыбался» [Толстой, 1987, 407]. И да- же насупившийся Корней « изредка неохотно улыбался». Немой везет Корнея на станцию. Корней уже давно молчал. Бил жену, отбро- сил девочку, собирал вещи и ехал на станцию с немым в полном молчании. И про- щание было молчаливым. Немой следит за ним взглядом: « как он брал билет, как взял чемодан и как сел в вагон, кивнув ему головой» [Толстой, 1987, 411]. Немота племянника еще больше подчеркивает глухое молчание Корнея. Через семнадцать лет он выносит Корнею ломоть хлеба, жестами выражает неодобрение тетке, гнавшей старика, и « вдруг он замер и, разинув рот, уставился на Корнея, как будто, узнавая» [Толстой, 1987, 418]. Он узнает, но сказать не может. В переводе Аршака немой появляется только в одной, последней сцене. Про- пущен психологически значимый отрывок о готовящемся разговоре, когда Корнею кажется, что жена нарочно по нескольку раз повторяет молитвы. Таких примеров можно привести немало. Последнее предложение рассказа («А по строгому, прекрасному, старому лицу Корнея нельзя было понять, прощает ли он, или еще гневается») в переводе лишает- ся своего эпического звучания. Скупости на определения, эпитеты, свойственной всему повествованию, здесь нет, и целых три слова описывают лицо Корнея – « строгое, прекрасное, старое ». В переводе – одно слово, и то неверное (жестокое лицо): « àõ øáñÝÇÇ ¹³Å³Ý ¹¿Ùù¿Ý ³Ýϳñ»ÉÇ ¿ñ ѳëÏݳÉ. ³ñ¹Ûáù Ý»ñ³±Í ¿ñ, ÿ ï³Ï³íÇÝ µ³ñϳó³Í¦. В переводе не сохранено деление на части, много смысловых не- точностей и ошибок. Например: показалось – ѳëÏó³í (понял), роща – ÑáÕ (земля), думал – ÏÁ åáé³ñ (кричал), попрощаться – Ý»ñáÕáõÃÛáõÝ Ëݹñ»É (извиняться) и др. В 1910 г. в Константинополе рассказ «Корней Васильев» в переводе А. Кен- чяна вышел в свет отдельной книгой [Граф Лев Толстой, 1910]. В кратком «обраще- нии» к читателям А. Кенчян пишет, что подобные легко воспринимаемые книги пробуждают интерес к чтению. И дает единственное «поручение» своим читате- лям – « прочитав эту повесть, сотканную из часто встречающихся в реальной жизни эпизодов, остановиться и надолго задуматься над каждым из сменяющих друг друга этапов жизни героя» [Граф Лев Толстой, 1910, 3]. Перевод сделан с французского, и мы не будем рассматривать его. Хотя надо отметить, что в этом переводе больше, чем в других, сохранены важные повторы слов и краткость повествования. В 1911г. в Москве в переводе Мовсеса Будагяна вышел в свет двухтомник по- вестей Л. Толстого, куда вошел и «Корней Васильев» [Толстой, кн. II, 1911, 56-79]. Более полувека спустя, в 1986г. был издан сборник повестей и рассказов Л.Толстого [Толстой, 1986, 491–507], в котором перевод «Корнея Васильева» (пер. С. Хачатрян) ошибочно представлен как первый. Таким образом, переводчик С. Хачатрян, к со- жалению, не знал о других переводах. В обоих переводах сохраняется разделение на части (I–VI), нет сокращений. Сравним, как переданы в них художественные приемы, художественные средства, чрезвычайно экономные и важные. Самые обычные, не оттененные стилистически слова и фразы характерны для позднего Толстого. И в этом упрощении, как уже отмечалось, слово приобретало новую силу. Слова, повторяясь, разворачиваются как мотив. Через рассказ, напри- мер, проходит слово «злоба» (и однокоренные «злодей», «злодейка»). «Злоба на жену все больше и больше ворочалась в нем» [Т. 11, 407], «чем больше он бил, тем больше разгоралась в нем злоба » [Т. 11, 409], «злодей постылый» [Т. 11, 410] , «злодейка» [Т. 11, 410,413] , «злоба брала» [Т. 11, 413] , «не было той злобы, кото-