ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2012

220 упоминает среди них «двух лезгин, одного чеченца и троих дагестанских татар » (кумыков). Автор говорит с одним из них – Алеем, выучившимся «прекрасно гово- рить по-русски», о Дагестане [см. Дагестан …, 1960, 314, 315, 322, 325, 327, 313, 315]. Именно так ( дагестанскими татарами ) в дальнейшем стали именоваться ку- мыки, в отличие от татар закавказских – азербайджанцев. Вместе с тем хороним Дагестан уже ко времени окончания Кавказской войны получил, надо полагать, сравнительно широкое распространение в кругах русской интеллигенции. Потому, видимо, Ф.М. Достоевский, никогда не бывавший на Кавказе, не только употребляет это название в разговоре с Алеем – «дагестанским татарином», т. е. кумыком, но и отличает его вместе с братьями от лезгин и чеченца. Более раннее свидетельство тому, что носители местных тюркских языков, например, кумыкского, именовались в рассматриваемое время «татарами» мы находим у предшественника Л. Н. Толс- того – М. Ю. Лермонтова. Так, под упоминаемым в стихотворении «Валерик» (1841) «мирным татарином, совершающим намаз», поэт мог подразумевать кумыка [Аджиев, Хидирова, 1999, 81-82] В этом же смысле следует понимать и «татар» из рассказа Л. Н. Толстого «Кавказский пленник» (1872 г.), каковые отождествляются с жителями шамхальства Тарковского, в подтверждение чего приводятся их имена: «Абдул-Мурат, Кази- Мугамед, Дина [дочь Абдул-Мурата] – типично дагестанские и не распространены ни у чеченцев, ни у кабардинцев» [Дагестан …, 1960, 463]. Не случайно антропоним Дина оказывается кумыкским [Гаджиахмедов, Гусейнов, 2004, 140] и известным дру- гим тюркским народам, а имя Абдул-Мурат – не отмеченным в словарях антропони- мов дагестанских языков, при аварском звучании имени Кази-Мугамед [Справочник …, 1989, 358]. Появление последнего имени может быть обусловлено тем, что одной из сюжетных основ рассказа считается эпизод (1853 г.) Кавказской войны, когда сол- даты из укрепления Евгеньевского возле кумыкского присулакского селения Чир- Юрт были похищены и переправлены в соседнее аварское селение Миатлы [см. Дагес- тан …, 1960, 463], расположенное несколько выше по течению р. Сулак. Однако неясно при этом, как в это селение попал ногаец-работник и на каком языке общается Жилин с его жителями-татарами. Надо полагать, этим языком мог быть кумыкский, если иметь в виду, что сам Л. Н. Толстой изучил его вместе с но- гайским во время пребывания на Северном Кавказе (1851–1853 гг.) [Кононов, 1982, 337]. И позднее в заметке к «Словарю горских слов» повести «Хаджи-Мурат» (1896– 1904, оп. 1912 г.) ее комментатор – А.П. Сергеенко – указывал: «В эпоху, к которой относятся события, описанные в «Хаджи-Мурате», многочисленные мелкие племена, населявшие Кавказ, не имели одного общего языка, а каждое племя говорило на сво- ем собственном наречии. Всех наречий насчитывалось около шестидесяти. Но для сношений племен между собой существовал татарский язык в двух его разветвле- ниях: 1) на юго-восточном Кавказе – адирбеджанский , 2) на северо-восточном – ку- мыкский . Почти каждый горец имел кое-какие познания в межплеменном языке, как и в языках соседних племен» [Толстой, 1950, 644]. То же самое отмечал и выдающий- ся тюрколог А.Н. Кононов: «Кумыкский язык (древнейший из тюркских языков Се- верного Кавказа) для Северного Кавказа, равно как и азербайджанский язык для За- кавказья, были своеобразными lingua franca» [Кононов, 1982, 30]. Соответственно несколько раньше уже Л. Н. Толстой в своей дневниковой за- писи от 4 июля 1851 г. пишет: «Завтра поеду в аул и в Грозное. Поговорю с братом о деньгах и решу о поездке в Дагестан», а затем 31 октября 1853 г. – «Подъезжая к Хасавюрту [укрепление и слобода, основное население которой составляли рус- ские и кумыки] показалось на два ружейных выстрела человек 10 татар и храбре- цы кабардинцы [солдаты располагавшегося здесь Кабардинского полка], как и все-