ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2012

219 В крепости NN (Грозной [Виноградов, 1978, 21]), куда вечером по пути в горы входит русский отряд, «в ауле, расположенном около ворот, татарин на крыше сакли сзывал правоверных к молитве…» [Толстой, 1979, 17]. Под ним следует по- нимать, по всей видимости, небольшой аул Грозненский , который был оставлен к 1850 г. против крепости Грозной. В то время, как находившиеся здесь же довольно большие аулы с (тюркскими) кумыкскими названиями – Янги-Юрт, Кули-Юрт и Сарачан-Юрт – были переселены в другие [см. Берже, 1991, 7, 62], что не позволя- ет сказать что-либо определенное об этнической – кумыкской или чеченской – при- надлежности жителей вышеупомянутого Грозненского аула. То же самое следует отметить и в отношении иных употреблений рассматри- ваемого этнонима в данном рассказе. Ср.: «Это был неприятельский передовой пи- кет. Татары , составлявшие его…Кто-то из офицеров говорит: «Это татары » [Толс- той, 1979, 23, 24]. В другом рассказе – «Рубка леса. Рассказ юнкера» (1853, оп. 1855) – наряду с « татарами » солдатам оказываются известными « тавлинцы , что в камен- ных горах живут и камни замест хлеба едят» а также « Индейская [Андийская] гора» [Толстой, 1979, 61, 63, 83,85, 409]. Служивший на левом (Чечне и Засулакской Кумыкии – см. выше) фланге Кав- казской линии с 1844 г. брат Л. Н. Толстого Н. Н. Толстой также упоминает в своих очерках «Охота на Кавказе» (1857), с одной стороны, « татар » «Кумыцкого владе- ния», «говорящих по-кумыцки » (!), и кочующих ногайцев . С другой – « горцев , то есть жителей Нагорного Дагестана, Тушетии, Осетии и вообще племена, живущие по главному кавказскому хребту» и противопоставляющиеся им « мирным тата- рам », а также горы «в Чечнях и Тавлии » [Дагестан …, 1960, 283, 284, 285, 304, 305, 301,307, 303, 312, 313, 315]. Источником последней формы, соотносящейся с тавлинцами у Л. Н. Толстого, страной которых является Тавлия, является кум. тав «гора» или «горы», получив- шее отражение в письме 1765 г. (на языке «тюрки», использовавшемся в регионе в качестве основного средства письменного межэтнического общения) владетелей аксаевских Кизлярскому коменданту Н. А. Потапову о войсках «[из] Тава » [Оразаев, 2002, 301, 302]. Вышеупомянутое кумыкско-русское Тавлия у Н. Н. Толстого сино- нимично генетически азербайджанско-турецкому хорониму Дагестан «гор страна», который был, по всей видимости, в период Кавказской войны, особенно в началь- ный, принадлежностью русской книжной речи. Но образованный от него адъектив дагестанский впервые упоминается уже 1863 г. в составе композита «Дагестанская область» в «Настольном словаре для справок по всем отраслям знания» Ф. Толля и В. Зотова [МАС, т. 1, 25], чем, видимо, и объясняется его отражение в обороте да- гестанская трубочка. Следует отметить в рассматриваемом смысле и упоминание у Е. А. Вердеров- ского в очерке «Плен у Шамиля» (1856 г.) «проводников- лезгин », каковыми имено- вались представители горских народов Дагестана (см. выше), «дидойских женщин в Дидо» и «аула Анди или, как его называют русские, Андия » в Северо-Западном Да- гестане [Дагестан …, 1960, 461, 269, 271]. Не случайно, по сообщению одного из очевидцев, вторая любимая жена имама Шамиля моздокская армянка Анна Улуха- нова (Шуанет) говорила не только по-русски и армянски, но также «по-татарски и лезгински» [Движение …, 1959, 420], т.е. аварски, так как лезгинами в русских ис- точниках того времени, как было показано в предшествующем изложении, называли жителей горного Дагестана, в том числе и нынешних аварцев. Становится понятным, почему Ф. М. Достоевский практически тогда же в «За- писках из Мертвого дома» (1861–1862 гг.), посвященных его пребыванию на катор- ге в 1849–1854 гг., говоря о «кавказских горцах» (в другом месте – «черкесах»),