ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2012

189 столь-же радостно: «здравствуй, морда». Это человек непорядочный, и не пони- мающий вещей. Никакие отношения не могут дать прелести такому нарицанию […] Кноринг человек высокий, хорошо сложенной, но без прелести. Я признаю в сложении такое же, ежели не больше выражения, чем в лице: есть люди приятно и неприятно сложенные. Лицо широкое, с выдавшимся скулами, имеющее на себе какую то мягкость, то, что в лошадях называется «мясистая голова». Глаза ка- рые, большие имеющие только два изменения: смех и нормальное положение. При смехе они останавливаются и имеют выражение тупой бессмысленности. Ос- тальное в лице, по паспорту» [Толстой, 2009, 67]. Интересно, как описания, появившиеся в дневниках этого периода, оживают именно в последней повести Толстого "Хаджи-Мурат", которая произвела такое впечатление на Харольда Блума. В этой повести присутствуют как персонажи (Епишка и Балта), обязанные своим рождением реальным знакомым Толстого этого периода, так и обстановка кавказской войны, которую Толстой воссоздает по памя- ти своей службы в армии, когда он и узнал реальную историю Хаджи-Мурата. По- весть не только является рассказом, о войне во всех смыслах меньшим, чем "Война и мир", который лишь напоминает о великом романе, как считает Джэй Парини. В "Хаджи-Мурате" присутствует совершенная гармония соотношений между собы- тиями и размышлениями Толстого. Ни в один момент читатель не чувствует тяже- сти проповеди и тем не менее повесть нельзя назвать приключенческим рассказом. Драгоценный образ репья, удачно найденный рассказчиком, не случайно начинает и заканчивает историю, но придает повести "потрясающую простоту", которую Па- рини отмечает в зрелых текстах Толстого. Речь идет об исключительной способности передавать всю неравную борьбу Хаджи-Мурата, продолжавшуюся до последнего момента его жизни, с помощью лишь одной картины: убийства прекрасного растения полного сил, которое отчаян- но сопротивляется всеми шипами и волокнами своего мощного стебля попытке че- ловека вырвать его. Толстой проводит в Хаджи-Мурате совершенный круг, начи- нающий и завершающий повесть одним образом, как и сама повесть, последнее произведение Толстого, замыкает творческий путь автора, являя абсолютное равно- весие между художественным творчеством и мыслью исследователя, которое может быть только результатом слияния жизненного опыта и литературного таланта. "Есть потрясающая простота в работах зрелого периода творчества Толстого", как говорит Парини. Эта простота есть результат равновесия, в котором поддержи- вается все произведение. Самым очевидным становится то, что в нем поднимается именно вопрос бесполезности войны, которая предстает как результат человеческой прихоти. Но можно сказать с уверенностью, что повесть является выдающимся про- изведением искусства не столько из-за основной идеи, но по причине формы, кото- рую придает ей Толстой. Циклическая структура повести соотносится с цикличе- ской структурой самой Природы, в которой периоды разрушения и возрождения сменяют один другой. Уподобив Хаджи-Мурата репью, Толстой почти сводит на нет весь пафос жизни и смерти своего героя и помещает эти жизнь и смерть на их естественное место в природном кругу жизни всех людей. В этом смысле ,“We can remember the universal adage, that if nature could write, it would be Tolstoy. His art itself is nature” [Блум, 1986, 9]. Появившийся интерес Толстого к работе над текстом и собственным языком не дает дневнику принять законченный и неизменный характер. Он постоянно, каж- дый день проходит путь от обыденных планов и действий к философским рассуж- дениям и анализу состояния собственной души в определенные моменты написа- ния дневника.