ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2012

187 grated [...] Overall, Tolstoy’s vision was encompassing, affecting his views on society and politics, war and peace, and extending to personal behavior as well» [Парини, 2009, 15- 18], что объясняет склонность Толстого к нехудожественным текстам, которые он писал всегда параллельно с художественными. Чтение его дневников, начиная с юношеского периода, показывает отношение автора к художественному творчест- ву. Из них видно как именно развивались мысли, которые привели Толстого к отда- лению от литературы. Видно, что это происходило не сразу, не в непонятной форме, показанной Блумом, но в результате постоянного напряженного размышления о ли- тературе и жизни, приведшего Толстого к неудовлетворенности художественным творчеством, к которой он имел неосознанную склонность в юности. Первые свои литературные опыты Толстой вместе со своим братом Николаем начинает еще в армии. Однако, эти литературные упражнения еще очень далеки от того, чтобы стать главным делом всей жизни. Им с Николаем и некоторыми други- ми образованными офицерами был поручен выпуск журнала для повышения чрез- вычайно низкого уровня образованности солдат. Публикация не состоялась, но эти занятия принесли Толстому уверенность в том, что он, как ему казалось, имеет не- которые литературные способности. И в самих дневниках появляются темы, персо- нажи и обстоятельства, которые будут наполнять не только все его художественное творчество. Достаточно рано Толстой начинает говорить “Девиз моего дневника должен быть “non ad probandum, sed ad narrandum”, [Толстой, 2009, Т. 47, стр. 10], и с каждым разом все чаще появляются его рассуждения о дневниках как о тексте, который должен быть прочитан кем-либо помимо автора, некоторыми избранными читателями. После свадьбы он постоянно думает о том, что дневники должны быть прочитаны по крайней мере его женой, а может быть и детьми или даже незнако- мыми читателями. Так, он пишет об этом в 1853: «Идея писать по разным книгам свои мысли, наблюдения и правила весьма странная. Гораздо лучше писать все в дневнике, который стараться вести регулярно и чисто, так что он составлял для меня литературный труд, а для других мог составить приятное чтение. В кон- це каждого месяца, пересматривая его, я могу выбирать и разносить из него все, что найдется замечательного, для легкости-же на отдельном листе буду состав- лять краткое оглавление каждого дня» [Толстой, 2009, 179]. Степень осознания Толстым своих дневников как текста, которому предназна- чено быть прочитанным не только им самим, но и будущими незнакомыми читате- лями, ставит под сомнение идею Олега Егорова о том, что «Дневник – не произве- дение искусства в том смысле, что в нем менее всего 'искусственного', 'художественного' [потому что] "дневники не сочиняются, а ведутся», которая под- черкивает неопосредованную, невымышленную природу дневников. В дневниках Толстого живет многообразие стилей, тем и прототипов, которое ясно указывает на то, что Толстой именно "сочиняет" свои дневники, а не "ведет" их, как утверждает Егоров. Кроме этого, как полагает Бушканец, возможно утверждать, что, несмотря на все разнообразие персонажей, стилей и событий, которое наблюдается в дневни- ках, в них существует также начало, придающее целостность и завершенность, как литературному тексту. В дневнике 1847 года и начала 1850 прослеживается "сюжетная линия" [Буш- канец, 3], которая заключается в процессе нравственного и духовного самосовер- шенствования, определенном с помощью свода правил, изложенных Толстым как в дневниках, так и в тетрадях, которые он пишет параллельно. Поэтому, для некото- рых литературоведов «Уже общим местом стала мысль о том, что Дневники Л. Н.Толстого представляют собой своего рода исторический документ зарожде- ния нового подхода к изучению психологии человека, в них есть постоянный, все-