ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2012

102 можно только усилиями. Всякий знает, что без усилий в телесном труде ничего не сделаешь. Надо понимать, что и в главном деле жизни, в жизни души, тоже ничего не сделаешь без усилия» (45, 318). В финале второй части романа «Воскресение» представлены две кульминаци- онные в указанной нами антитезе сцены. Два раза автор показывает шествие Корча- гиных, в котором на перемещение притворяющейся немощной матери Мисси, транс- портировку вещей тратятся огромные силы. Контрастом к первому «выходу» Корча- гиных становится история Тараса, мужа Федосьи, контрастом ко второму «выходу» – появление рабочих, возвращающихся с торфяных болот и рассказ одного из них. В повествованиях Тараса и мужиков центральным словом является слово «ра- бота», которая предстает перед нами по-разному. Толстой словно желает показать читателю все стороны работы, объяснить, насколько важна она в совершенствова- нии человека. Если из рассказа пожилого рабочего становится ясно, что работа под- держивает человека, не дает ему расслабиться, то в истории Тараса и Федосьи чита- тель видит чудо работы, ее способность сближать людей, делать их родными. Константин Левин, участвующий в косьбе вместе с мужиками, чувствует себя более близким к старику-косцу, нежели к брату. И словно продолжая описание Ива- на Парменова с женой, которых мы видели в романе «Анна Каренина», Толстой в «Воскресении» открывает «поэзию» работы, которая помогла Федосье полюбить когда-то ненавистного ей Тараса, сделала чужих людей самыми родными: «И взя- лась она, братец ты мой, с того часа работать. Да так работать стала, что на удивление. <…> Я кошу, она вяжет, а то оба жнем. Я на работу ловок, из рук не вывалится, а она еще того ловчее, за что ни возьмется. <…> И не говори, так при- смолилась ко мне, что как одна душа. Что я вздумаю, она понимает» (32, 357). В художественном мире романа «Воскресение» очень важно авторское упо- добление целомудренной, лишенной чувственности любви радостному труду. Юная Катюша с ее чистой любовью ко всему миру после службы и слов о Воскресении Христа три раза целуется с Нехлюдовым и отвечает на его вопрос «тяжело, как будто после радостного труда, вздыхая всей грудью…» (32, 57). Известно, что А. П. Чехов посчитал неуместным финал романа «Воскресение», где Нехлюдов читает отдельные главы Евангелия: «Конца у повести нет, а то, что есть, нельзя назвать концом. Писать, писать, а потом взять и свалить все на текст из Евангелия, – это уж очень по-богословски. Решать все текстом из Евангелия – это так же произвольно, как делить арестантов на пять разрядов…» [Чехов, 1957, 386– 387]. Однако именно в Евангелии мысль о необходимости постоянного роста чело- века, его стремлении к Богу в результате неустанной, не прекращающейся ни на ми- нуту работы выражена наиболее ярко. Еще более спорным и интересным является вопрос о выборе автором тех или иных отрывков Евангелия для финала своего романа. Но ведь Толстой указывает, что Нехлюдов начинает читать Евангелие с того места, где оно открылось. Вряд ли правильным будет учитывать проповеднический пафос Толстого, его истолкования священных текстов, особое пристрастие писателя и публициста к Нагорной пропо- веди при анализе художественного мира романа. Нехлюдов не придумывает ниче- го своего, он не переписывает Евангелие. Его мысли и чувства останавливаются как раз на тех строках, которые наиболее важны для него, а вместе с тем и для пони- мания романа. Центральный в «Воскресении» мотив работы в финале романа реализуется в притче о виноградарях. Не случайно автор дает свободный пересказ, даже свобод- ное толкование этой притчи. Толстой с помощью Нехлюдова, живо представляюще- го подлость, низкие стороны людей, концентрирует внимание читателя на синони-