ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2008

81 полагавшему, что Толстому «ни народничества, ни религии спускать нель- зя» 1 , сомнительна и малоубедительна: «Ленин почувствовал в нравственных обличениях Толстого страшную, ему нужную, разрушающую силу. Правда Толстого взрывала мир, старое миросозерцание православной христианской России <…> В положительное учение Толстого Ленин не верил» 2 . Надежда Толстого в перспективе социального переустройства на «смиренный, трудо- вой, христианский, кроткий, терпеливый народ» (37; 273), выраженная в пре- дисловии к альбому Н. Орлова «Русские мужики», игнорируется всеми кри- тиками писателя: как с церковных позиций – за революционный порыв, так и советской наукой – за излишнюю мягкотелость и противопоставление рево- люционному насилию христианской морали и нравственности. Самые первые отклики Толстого на революционные события 1905 го- да, прозорливо предвиденные им в планетарном масштабе, предчувствуя, что «переворот этот должен свершиться, что человечество <…> приготов- ливается к нему» (55; 81–82), не оставляют сомнения в том, что писатель воспринимает и оценивает происходящее в мире в контексте христианской культуры. Д. П. Маковицкий отмечает высказанное Толстым 12 января 1905 г. несогласие с усугубляющимся революционным пафосом общест- венной жизни: «Нужно самоусовершенствование на основе религиозного сознания. Борьба с правительством, озлобление противно любви и тем са- мым нехорошо, отвлекает от самоусовершенствования, потому что нельзя служить двум господам, нельзя сразу два дела делать, и что же выйдет из этих уличных сражений? (Так начинались все революции.) Уже и теперь страдания, и сколько их еще будет!» 3 Толстой остался верен себе, когда он, 1 Там же.– Т. 48.– М., 1964.– С. 12. 2 Архиепископ Иоанн Сан-Францисский. Избранное.– Петрозаводск, 1992.– С. 276. Далее автор продол- жает: «Советские публицисты, не без некоторой правдивости, в своем цинизме обнаруживают в Толстом заряд нужной им революции» (Там же). Не чем иным, как требованием научного формата марксистско- ленинского литературоведения можно объяснить намеренное искажение духовного облика Толстого, когда, как точно заметил церковный иерарх, делаются выводы, не подкрепленные наблюдениями над творческими исканиями писателя, для оправдания общепринятой научной доминанты: «В 900-е годы Толстой все чаще будет искать более активные начала в человеке, проявляющиеся в непосредственном противоборстве с политическим порядком» (Келдыш В. А. Русский реализм начала XX века.– М., 1975.– С. 14), хотя толстой в письме к Черткову от 4 ноября 1905 г. дистанцируется от революционной идеоло- гии: «Хорошо вы делали, что подчеркивали различие между нашим мировоззрением и революционным <…> только с религиозной точки зрения можно быть ни на той, ни на другой стороне и не жалеть и тех, и других» (Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. Т. 89.– М., 1957.– С. 27; В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы). Е. П. Андреева доказывает, что «революция за- хватывала писателя силою, справедливостью своих освободительных идей» (Андреева Е. П. Толстой- художник в последний период деятельности.– Воронеж, 1980.– С. 43), приводя суждение Толстого о том, что великий исторический переворот «не может свершаться без внутреннего потрясения, но потрясения временного» (36; 488), хотя это вариант № 20 – из не вошедших в статью «Конец века». Если С. Машин- ский повторяет ставшие общим местом ленинские мысли: «Наследие толстого служило целям револю- ции» (Вопросы литературы.– 1978.– № 8.– С. 10), а Н. И. Пруцков подчеркивает недоверие Толстого к революционным методам преображения общественной жизни (См.: Л. Н. Толстой и русская литератур- но-общественная мысль.– Л., 1979.– С. 19), то это свидетельствует о противоречивости понимания отно- шения Толстого к революции, что непреодолено в современном толстоведении. 3 Литературное наследство: Т. 90. В 4 кн. У Толстого: 1904–1910. «Яснополянские записки» Д. П. Мако- вицкого. Кн. I: 1904–1905.– М., 1979.– С. 133.