ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2008

30 и денежное. Эти способы не сменяют друг друга в истории, как по схеме К. Маркса феодальное общество сменяет рабовладельческое и само заме- няется капиталистическим, а сосуществуют. Способ порабощения физиче- ского действует в армии, и миллионы солдат, фактически,– рабы тех, кто ими управляет. Порабощение отнятием земли тоже налицо. «Мы на нашей памяти,– пишет Толстой,– пережили в России два перехода рабства из од- ной формы в другую: когда освободили крепостных и помещикам оставля- ли права на большую часть земли, помещики боялись, что власть их над их рабами ускользнет от них; но опыт показал, что им нужно было только вы- пустить из рук старую цепь личного рабства и перехватить другую – позе- мельную» (Толстой Л. Н. Так что же нам делать?// Собр. соч.: В 22 т. Т. 16. М., 1983. С. 264). Многие тогда не поняли, почему царь-Освободитель дал крестьянам волю, а землю у них отобрал. Думали даже, что здесь какая-то ошибка, и ждали, что землю отдадут. Этого не произошло. Почему, Толстой объясня- ет с помощью весьма методологически плодотворного образного пред- ставления о трех винтах. «Все три способа можно сравнить с винтами, прижимающими ту доску, которая наложена на рабочих и давит их. Ко- ренной, основной средний винт, без которого не могут держаться и другие винты, тот, который завинчивается первый и никогда не отпускается,– это винт личного рабства, порабощения одних людей другими посредством угрозы убийства мечом; второй винт, завинчивающийся уже после перво- го,– порабощение людей отнятием земли и запасов пищи – отнятие, под- держиваемое личной угрозой убийства; и третий винт – это порабощение людей посредством требования денежных знаков, которых у них нет, под- держиваемое тоже угрозой убийства» (там же, с. 262). Представление о трех винтах помогло Толстому объяснить отнятие земли у освобожденных крестьян в 1861 году. Толстой сказал бы, что на- силующий класс, ослабив один винт, подтянул другой, заменив рабство личное на денежное. Говоря о пределе ограбления, Толстой писал: «Пра- вительства же все всегда перейдут этот предел, во-первых, потому, что для правительства не существует нравственного чувства, а во-вторых, потому, что, как мы знаем, правительства сами находятся в крайней нужде» (там же, с. 247). «Мужики давно знают, что рублем можно бить больнее, чем дубьем... Говорить о том, что деньги не производят порабощения, – это все равно, что было бы говорить полстолетия тому назад, что крепостное пра- во не производит порабощения» (там же, с. 249–250). Правящий класс перешел от показавшегося ему малоэффектив- ным феодального насилия к представившемуся более перспективным ка- питалистическому. Один винт ослабили, другой тут же подтянули под усыпляющие разговоры о свободе, гласности и т. п., которые оказались столь же удачной наживкой, как и обещания всеобщего счастья, освобож- дения труда и т. д.