ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2008

138 гие ученые, настаивал на недопустимости «смешения автора-творца, мо- мента произведения и автора-человека, момента этического, социального события жизни» 1 . Также выявление образно-смысловой оппозиции «жизнь» – «смерть» в произведениях Толстого 80-х годов представляется весьма продуктив- ным при учете различия между художественным и религиозно- философским типами мышления, так как определяющей чертой в этот пери- од является одновременная работа писателя в художественных, публицисти- ческих и философских жанрах. Скажем, начало работы над «Крейцеровой сонатой» относится к октябрю 1887 года – ко времени занятий Толстого кор- ректурами трактата «О жизни», продолжающихся до января 1888 года. Конец 70-х годов во внутренней и внешней биографии Толстого был некоторой границей: писатель, по словам Б. М. Эйхенбаума, «сделал ре- шительные усилия, чтобы выйти из своего состояния – “аристократа” сре- ди интеллигенции – и из своей идеологической позиции, объявленной еще в “Люцерне” – позиции человека, демонстрирующего свое несогласие со всеми теориями и “убеждениями”» 2 . Среди причин, позволяющих выде- лить этот кризис в мировоззрении Толстого как «особо значащий», ученый указывает на его новый художественный метод и жанр, в котором «диа- лектика души» уже не играла роли: метод сатирического и нравоучитель- ного изображения действительности, жанр «притчи» или «мистерии», и на сугубый интерес к вопросам морали и религии. В толстоведении существует традиция искать причины «переворота» Толстого 80-х годов и в глубоко личных, сугубо психологических тенден- циях, а именно в страхе смерти, в котором он признавался в «Исповеди». Лев Шестов усмотрел истоки «нового учения» Толстого в «непосредствен- ных страхах, этих явных самозванцах бытия», которые и наделили пи- сателя возможностью «слышать и понимать загадочный язык смерти». «На пятьдесят четвертом году своей деятельной жизни,– писал Стефан Цвейг,– Толстой впервые ощутил огромную пустоту как свою общечело- веческую судьбу. И с этого часа до самой смерти с неумолимой присталь- ностью направлен его взор в эту черную бездну, в этот непостижимый внутренний мир, скрывающийся за спиной бытия» 3 . Д. С. Мережковский, напротив, считал, что страх смерти всегда сопутствовал Толстому, он был вложен изначально и пробудился «с первыми проблесками сознания», с тех пор никогда не покидая писателя. Очередной «припадок страха смер- ти», который в конце семидесятых годов едва не довел его до самоубийст- ва и вызвал «новый переворот, новое перерождение», по мнению Д. С. Ме- режковского, осложнился «причинами телесными», «особым чувством, 1 Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин.– М., 1979.– С. 12. 2 Эйхенбаум Б. М. О противоречиях Льва Толстого / Б. М. Эйхенбаум // Эйхенбаум Б. М. Лев Толстой. Семидесятые годы.– Л., 1960.– С. 248. 3 Цвейг С. Три певца своей жизни / С. Цвейг // Собр. соч.: В 10 т.– М., 1992.– Т. 3.– С. 556.