ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2008

125 Приняв поздравления, Николай прошёл в церковь. Бог через своих слуг, так же как и мирские люди, приветствовал и восхвалял Николая, и он как должное, хотя и наскучившее ему, принимал эти приветствия, восхва- ления. Всё это должно было так быть, потому что от него зависело благо- денствие и счастье всего мира, и хотя он уставал от этого, он всё-таки не отказывал миру в своём содействии. Когда в конце обедни великолепный расчёсанный дьякон провозгласил “многие лета” и певчие прекрасными голосами дружно подхватили эти слова, Николай, оглянувшись, заметил стоявшую у окна Нелидову с её пышными плечами и в её пользу решил сравнение с вчерашней девицей…» В качестве своеобразного «инструмента» укажем и анафорическое единство, которое вводится в повествование для развёрнутой вырисовки характера персонажа, частных деталей и т. д. Употребление анафорическо- го единства оказывается целесообразным и эстетически эффектным, пото- му что скопление в них параллелизмов и повторов нацелено на выражение неоднократно происходившего, регулярно совершавшегося, одновременно существующего, поддерживает впечатление разномерного протекания оди- наково значащих действия, событий, например: «Когда молилась за воин- ство, она (Наташа) вспоминала брата и Денисова. Когда молилась за пла- вающих и путешествующих, она вспоминала князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сде- лала. Когда молилась за любящих нас, она молилась за своих домашних… Когда молилась о ненавидящих нас, она молилась и придумывала себе вра- гов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них… Когда молилась за царскую фамилию и за синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что ежели она не понимает, она не может со- мневаться и всё-таки любит правительствующий синод и молится за него» («Война и мир»). Прекрасное в художественном произведении, как видим, – это непо- вторимая реализация тех моментов, которые выражают объективные об- щественные интересы человека. Красота в искусстве есть красота неповто- римого постижения действительности под углом зрения нашего отношения к ней и к способу её изображения. Мы наслаждаемся художественным про- изведением не потому, что оно приукрашивает действительность, и не по- тому, – как полагают некоторые эстетики, – что в нём прервался контакт с действительностью, то есть не потому, что речь идёт уже не о реальности, а потому, что неповторимая меткость изображения соответствует в нём интересам человека. Эстетическая же языковая информация обладает большим потенциа- лом внушаемости, в чём и заключается её прагматическая сила. Она воз- действует на поведение человека посредством апелляции к эмоциональной сфере психики и через неё к сознанию, вооружая человека особым видением всего окружающего. Прямо не порождая «из себя того или иного действия,