ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2003г. Ч.1.

и в свою душу, и в Бога» (12, 44). Эмоциональный порыв не оставляет никаких надежд на будущее несостоявшемуся спасителю человечества от Антихриста и испытавшему спасительное чувство к Наташе, примиряю­ щее с миром и самим собой. Подавленный святотатством в пространстве Девичьего монастыря, Пьер, не понимая и не видя ничего и никого вокруг, в темноте барака, словно усиливающей темноту извращенного мира лю­ дей, выделяет Платона Каратаева, внутренне просветленного и устоявшего среди ужасов войны и смерти, доверяя каким-то неведомым Безухову на­ чалам и уходя в какой-то свой, изолированный от окружающего безумия мир: “ Где суд, там и неправда”» (12, 46). Пьер же полагал, что он вправе вершить суд над тираном, и ему предназначен великий подвиг. Во время первого разговора с Каратаевым Пьер слукавил, что он «нечаянно» остался в Москве, хотя, на самом деле, это было далеко не случайно, но намеренно, ибо им движет мессионерское призвание героического участия в истории, что сближает его с Болконским, но противопоставляет твердости и яснос­ ти смиренного Каратаева, живущего «не нашим умом, а Божьим судом» (12, 46). Актуализация душевных процессов Пьера, так же как и у князя Андрея, происходит в тот момент, когда они оказываются лицом к лицу со смертью, что принципиально меняет их восприятие жизни, обнаружи­ вая беспомощность одинокого человека в мироздании: ранение полковни­ ка Болконского и казнь уцелевшего на батарее Раевского штатского графа Безухова — все это ставит под сомнение их безграничную веру в свои силы и уверенность в праве на своевольное вмешательство в движение истории во имя благих целей. Осознавая вдруг охватившее его чувство умиления, Пьер пытается понять, на каких же «новых и незыблемых основах» (12, 48) восста­ навливается разрушенный мир, завалившийся в кучу хлама под воздействием неодухотворенной стихии бытия. Сопряженность судьбы человеческой с миром Горним , живо осязаемая Платоном Каратаевым,— это глубоко религиозное чувство, вписывающее жизнь человека во Всемирное бытие, универсальное для всего сущего движение и ощущение жизни, и для Каратаева, поразившего Пьера простотой мудрости, его жизнь «имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал» (12, 51), ибо целое не что иное, как объединяющее все сущее по Божьей воле. В 1902 г. Толстой, один из мудрецом мира, определял религию как «установление отношения человека к тому целому, которого он чувствует себя частью и из которого он выводит руководство в своих поступках» (35, 159), что, безусловно, восходит к воплощенной в романе «Война Художественный мир Л. Н. Толстого 89