ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2003г. Ч.1.

XXIX Международные Толстовские чтения. Часть 1 истории, но своих по духу современников писатель делает участниками свершившихся исторических событий, и поэтому «история выступает при этом не как фон, а как полноправный объект изображения» [7], вопло­ щенный писателем не изолированно от человека, но персонифицирован­ но, и как порождение человека. Князь Андрей и Пьер Безухов, психологические типы кризисной эпохи в духовной истории России, при всем своем душевном различии начинают свои жизненные искания с одинаковой нравственной установ­ кой на оправдание притязаний избранных и сильных натур использовать в своих целях, двигаясь по пути преображения мира, жизни слабых и обычных, не способных сказать своего слова в истории и оставить свой след в народной памяти. Толстой, предваряя картины духовного пораже­ ния Наполеона на Бородинском поле, размышляет об исчерпанности героического участия в истории: «Древние оставили нам образцы герои­ ческих поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого време­ ни история такого рода не имеет смысла» (11, 185). Судьбы главных героев книги, оказавшихся в самом эпицентре исторических потрясений во время войн с Наполеоном, наглядно подтверждают бессилие своеволь­ ного вмешательства в исторический процесс, обусловленный взаимодей­ ствием множества факторов, неподвластных контролю одного сознания. Так, истинным героем становится незаметный капитан Тушин, про бата­ рею которого во время Шенграбенского сражения просто забыли, ведь он действовал по интуиции, а не по распоряжениям потерявшего нить управления Багратиона, а в Бородинском сражении в самом пекле, на батарее Раевского, окажется принятый солдатами «в свою семью» совер­ шенно бесполезный в бою Пьер Безухов, когда полк князя Андрея будет стоять в резерве. Движение истории неподвластно воле одного человека, но зависит от общего направления творческих усилий народа, как мудро подметил солдат, запомнившийся Пьеру: «Всем народом навалиться хо­ тят» (11, 191). К этому итогу независимо друг от друга Болконский и Безухов и приходят в завершении своих духовных исканий. На перевязочном пункте смертельно раненный Болконский по-хрис­ тиански прощает Анатоля Курагина, которого хотел, найдя новый повод, вызвать на дуэль, и «восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце» (11, 258). Чувство любви, пережитое на роковой черте между жизнью и смертью, преображает прежде неуверен­ ного в себе и мире героя: «Сострадание, любовь к братьям, к любящим, 86