ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2003г. Ч.1.

Несмотря на пристальное внимание исследователей, вопрос о ком­ позиции произведения, по сути, остается открытым. Для многих публи­ каций по данной теме характерны общие указания на широту охвата действительности, воспроизведение колорита эпохи, сопряжение быто­ вого и исторического планов, вымысла и реальности, так что положения С. И. Леушевой о неизученности композиции «Войны и мира» остаются современными: не раскрыты «пути конкретного влияния идей Толстого на чередование отдельных картин и глав из его романа, на взаимосвязь истории и вымысла, войны и мира» [3]. Своеобразие поэтики романа соотнесено с особенностями творческого мышления Толстого в контексте духовной культуры, так что одним из направлений постиже­ ния духовного смысла беспрецедентного для России произведения явля­ ется описание природы его художественной целостности. В центре повествования «Войны и мира» судьба двух героев — ха­ рактеров, порожденных духовным кризисом эпохи середины века: князя Андрея Болконского и Пьера Безухова. Толстой вписывает своих совре­ менников в контекст исторических испытаний — ситуацию Наполеонов­ ских войн, актуализирующую их нравственное самоопределение как ста­ новление православного сознания под влиянием разрушительных сил. Художественно постигая феномен духовного разлома человека, Толстой отслеживает жизненные искания Болконского и Безухова, затронутых безверием и искушениями. Князь Андрей, воспитанный в фамильном имении Лысые Горы по-европейски в традициях XVIII столетия, говорит своему другу Пьеру Безухову о семье как обузе и помехе для историчес­ кого деятеля, коим и был его отец: «Женись стариком... а то пропадет все... Все истратится по мелочам» [4]. Величие Бонапарте для него не идет ни в какое сравнение с обыденностью семейной жизни, к которой его, явно, не готовили, и поэтому в минуты раздражения он был особен­ но ярок и привлекателен, ведь состояние покоя и согласия было для него противоестественным. Едва вернувшись из-за границы, Пьер в великос­ ветском салоне Анны Шерер, фрейлины и родственницы Болконских, оправдывает Наполеона, который «для общего блага., не мог остановить­ ся перед жизнью одного человека» (9, 24). Если сравнить с выдвигаемы­ ми эпохой Толстого положениями, сводящимися к апологии антропо­ центризма: «Выше человеческой личности не принимаем на земном шаре ничего» [5], то обнарркивается поразительное совпадение воззрений героев Толстого с концепциями преображения мира по воле человека, полагавшего, подобно Волгину из романа Н. Г. Чернышевского « Пролог», XXIX Международные Толстовские чтения. Часть 1 84