ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2003г. Ч.1.

Художественный мир Л. Н. Толстого 141=^— 26 ноября 1857 г., написал (хотя не отправил) письмо с просьбой подож­ дать печатать и вернуть корректуры именно 8-й и 9-й глав. Итак, первым условием гипотетического принятия «Альберта» публикой того времени могло быть более бережное отношение Толстого с эпизодами, несущими явный отпечаток его стиля. Однако на этот раз Толстой с завидным упорством «очищал» повесть от всего, что потом сам так часто и продуктивно использовал. Утвержденный автором окончательный вариант показался совре­ менникам на несколько десятков лет запоздавшим романтизмом. Но возьмем на себя смелость утверждать, что если бы повесть была напе­ чатана или «заново», свежим взглядом прочитана в XX в., она могла бы быть признана новаторской. Очень показателен в этом плане пример с финалом «Альберта» — одним из самых спорных мест в творчестве Толстого. Исследователи трак­ туют его совершенно противоположным образом, но двусмысленность в нем задана изначально (и это так непохоже на Толстого, всегда стре­ мившегося донести выводы до читателя). Если с позиции классицизма или реализма (каким он был в XIX в.) отсутствие «сильной концовки, удовлетворяющей чувству структуры и единства»,— признак романтичес­ кой поэтики [14], неактуальной в середине XIX в., то с точки зрения литературных течений начала XX в. (символизм, модернизм и т. д.) это очень уместно. Видения Альберта в пьяном бреду (возможно, это пред­ смертный сон) характеризуются обилием символов (женщина в белом, возвышение, стеклянная скрипка, слияние луны и воды), синтезом звука и «изображения» (игра стеклянной скрипки, колокол благовеста). Эффект инаковости этого финала среди «победного» реализма того вре­ мени напоминает известный эпизод с постановкой пьесы Треплева из 1-го действия чеховской «Чайки» (ср.: и здесь женщина в белом, луна и вода, преобладание речи над действием, «спецэффекты»: огни, запах серы...). Фантастическая мистерия Толстого тоже оценена не была. Не только в финале, но и в основной ткани повести Толстой пошел очень нехарактерным для себя путем: он стушевал оценки (панегирик Альберту произносится в его же пьяном бреду), не дал читателю оконча­ тельных ответов на поставленные вопросы (что Эйхенбаум считал основ­ ной причиной провала), предоставил ему право самому сделать выводы, заполнить «зазоры». Вместо привычных описаний и разъяснений делается ставка на «психологические» и «лирические» моменты (письмо Некрасову от 18 декабря 1857 г.). Так, говоря о воздействии музыки Альберта 45