ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2003г. Ч.1.
Художественный мир Л. Н. Толстого 141=^— 26 ноября 1857 г., написал (хотя не отправил) письмо с просьбой подож дать печатать и вернуть корректуры именно 8-й и 9-й глав. Итак, первым условием гипотетического принятия «Альберта» публикой того времени могло быть более бережное отношение Толстого с эпизодами, несущими явный отпечаток его стиля. Однако на этот раз Толстой с завидным упорством «очищал» повесть от всего, что потом сам так часто и продуктивно использовал. Утвержденный автором окончательный вариант показался совре менникам на несколько десятков лет запоздавшим романтизмом. Но возьмем на себя смелость утверждать, что если бы повесть была напе чатана или «заново», свежим взглядом прочитана в XX в., она могла бы быть признана новаторской. Очень показателен в этом плане пример с финалом «Альберта» — одним из самых спорных мест в творчестве Толстого. Исследователи трак туют его совершенно противоположным образом, но двусмысленность в нем задана изначально (и это так непохоже на Толстого, всегда стре мившегося донести выводы до читателя). Если с позиции классицизма или реализма (каким он был в XIX в.) отсутствие «сильной концовки, удовлетворяющей чувству структуры и единства»,— признак романтичес кой поэтики [14], неактуальной в середине XIX в., то с точки зрения литературных течений начала XX в. (символизм, модернизм и т. д.) это очень уместно. Видения Альберта в пьяном бреду (возможно, это пред смертный сон) характеризуются обилием символов (женщина в белом, возвышение, стеклянная скрипка, слияние луны и воды), синтезом звука и «изображения» (игра стеклянной скрипки, колокол благовеста). Эффект инаковости этого финала среди «победного» реализма того вре мени напоминает известный эпизод с постановкой пьесы Треплева из 1-го действия чеховской «Чайки» (ср.: и здесь женщина в белом, луна и вода, преобладание речи над действием, «спецэффекты»: огни, запах серы...). Фантастическая мистерия Толстого тоже оценена не была. Не только в финале, но и в основной ткани повести Толстой пошел очень нехарактерным для себя путем: он стушевал оценки (панегирик Альберту произносится в его же пьяном бреду), не дал читателю оконча тельных ответов на поставленные вопросы (что Эйхенбаум считал основ ной причиной провала), предоставил ему право самому сделать выводы, заполнить «зазоры». Вместо привычных описаний и разъяснений делается ставка на «психологические» и «лирические» моменты (письмо Некрасову от 18 декабря 1857 г.). Так, говоря о воздействии музыки Альберта 45
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy ODQ5NTQ=