ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2003г. Ч.1.

XXIX Международные Толстовские чтения. Часть 1 Даже Лизанька, которую Делесов силится видеть бестелесной («...я подхо­ жу к ней, она уже встала, оправила платьице; что там таится под этим платьицем, я ничего не знаю и не хочу знать, может быть ноги, а может быть ничего нет» (5, 147 )), все-таки подчеркнуто телесна: «Да, она вспо­ тела, и как прелестно вспотела! <как потеют только деревенские барыш­ ни; от нее дышит силой и здоровьем>» (5 ,1 4 6 ). Примечательно, что свою идею о «4 листиках горячих» Толстой зафиксировал, будучи на конной ярмарке, в Записной книжке так: «Что вспомн<ил> Дм<итрий> при вальсе. Как танцевал в поту и поцелова<л>» (14 сентября 1857 г.). Активность тела Альберта проявляется прежде всего в его мимике: она в диалогах всегда раньше выражает ответ на вопрос, чем сам он (немец!) подберет русские слова: «Выражение лица его всегда предшествовало тому, что он хотел сказать» (5, 38). Художественная система «Альберта» без сомнения несет на себе отпечаток специфической писательской манеры Толстого, его таланта. При чтении чувствуется, что повесть требует читателя того же уровня, что и другие толстовские произведения, а именно — не просто тонкого, но способного по прочтении измениться к еще более тонкому чувствова­ нию жизни и искусства (как выразился Д. С. Мережковский, «можно сказать, что нервная впечатлительность людей, читавших произведение Л. Толстого, становится несколько иною, чем до этого чтения» [11] ). И образ автора здесь привычный, толстовский: он так же богат на оттен­ ки оценок, как тот, которого в 58 году рк е знали по трилогии, и тот, разбору точек зрения в произведениях которого Б. А. Успенский посвя­ тил львиную долю работы «Поэтика композиции» [12]. Чего стоит толь­ ко толстовская ирония, скажем, в разговоре Делесова с Захаром об Аль­ берте (5, 36) или в характеристике поэта Крапивина из первых редакции: «Ничего, утешал он себя, это придет завтра, я чувствую какую-то тоску уж несколько дней — это верный признак (он забывал, что эту тоску, будто бы предшественницу вдохновения, он чувствовал рке давно, почти с тех пор, как выступил на поэтическое поприще)» (5, 145). Однако ирония судьбы «Альберта» заключалась, среди прочего, в том, что во время работы над рукописями Толстой исключил большин­ ство наиболее «толстовских» мест. Уже на последнем этапе работы он отказался от «4 листиков горячих», которые, по мнению Б. М. Эйхенба­ ума, «стоили всего “Альберта”» [13] и принадлежали к лучшим страни­ цам в толстовском наследии. А об исключении главы 9 третьей редак­ ции Толстой радел особо и сразу за отправлениемрукописи повести Некрасову, 44