ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2003г. Ч.1.

XXIX Международные Толстовские чтения. Часть 1 в хрестоматийно известном начале «Войны и мира», поразившем Томаса Манна и повлиявшем на начало его «Будденброков». В окончательной редакции «Аль­ берта» отголосками этого приема будет введение имен персонажей через диалоги других действующих лиц, что избавляет автора от необходимости каждый раз делать ремарку: «Звали его...» или «Эго был...». Очень удачно и характерно для Толстого созданное во время рабо­ ты над третьей редакцией воспоминание Делесова о своей молодости, вызванное игрой Альберта. Этот отрывок Толстой написал на одном дыхании сразу по возвращении с конной ярмарки в Ефремове. В днев­ нике он охарактеризовал его как «4 листика горячие» (15 сентября 1857 г.). В этом эпизоде изображается бал, главные герои которого — юные Делесов и Лизанька. Образ Лизаньки с ее «пушистыми», «непри­ вычными к обнажению» руками, розовым платьем, тонкой шеей «с желобком», поцелуем украдкой в соседней комнате разительно на­ поминает образ Наташи Ростовой. Вспоминается замечание Н. И. Бур- нашевой [2 ], что «Альберт» в какой-то мере выполняет функцию про­ лога к «Войне и миру» — как «Разговор книгопродавца с поэтом» был своеобразным прологом к «Евгению Онегину». Правда, Бурнашева вкла­ дывает несколько иной смысл в это сопоставление: за произведением, декларирующим отношение автора к творческому процессу, следует убе­ дительный результат этого процесса. Предложим и другой вариант соотношения «Альберта» с «Войной и миром». Как известно, эпопея Толстого — исключительный в мировой литературе пример, когда одинаково удачно были применены общий и крупный планы, т. е. то, что Толстой называл «генерализацией и мелочностью», а Б. Эйхенбаум — «обобщением и миниатюризмом» [3]. В течение 50-х годов критика обвиняла Толстого скорее в чрезмер­ ной любви к мелкой наблюдательности [4]. Толстой и сам ко времени создания «Альберта» хочет писать не старательно выписывая детали, а, как он выражается, «огненными чертами» (дневник, 16 августа 1857 г.). Эта тяга к глобальности и силе воздействия соединится потом с «мелоч­ ностью» именно в «Войне и мире». Хотя «огненные черты» в «Альберте» не совсем те же, что в эпопее. Здесь они проявились не в исторических обобщениях или крупных планах, а в публицистичности, полемичности, в пророческих голосах защитников бедного спившегося гения. Примеча­ тельно, что этот учительственный момент, так ясно прозвучавший в «Аль­ берте» и «Люцерне» (1857), надолго затушуется в творчестве Толстого, зато в п о з д н и й период станет определяющим. 42