ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2003г. Ч.1.

предоставлял ей возиться с детьми, с хозяйством, как она хотела Правда, нехорошо, что она была гувернанткой у нас в доме. Нехорошо! Есть что-то тривиальное, пошлое в ухаживанье за своею гувернанткой..» (8, 8); «Уехал! Но чем же кончил он с нею?— думала она,— Неужели он видает ее? Зачем я не спросила его?...» (8, 18); «— Я больше тебя знаю свет,— сказала она.— Я знаю этих людей, как Стива, как они смотрят на это. Ты говоришь, что он с ней говорил о тебе. Этого не было. Эти люди делают неверности, но свой домашний очаг и жена — это для них святыня...» (8, 78). Местоимение подчеркивает неопределенность положения, некую « чужеродность», и вместе с тем — это фигура умолчания, своего рода эвфемизм, позволяющий избежать «скандального» обозначения женщи­ ны, состоящей в незаконной связи. Местоимение он применительно к законному супругу вместо слова муж свидетельствует, на наш взгляд, об определенной отстраненности, отчужденности от него говорящей: «И баронесса, не отпуская Вронского, стала ему рассказывать, пересыпая шутками, свои последние планы жизни и спрашивать его совета. — Он все еще не хочет давать мне развода! Ну что же мне делать? (Он был муж ее.) Я теперь хочу процесс начинать. Как вы мне посове­ туете?» (8, 123). Местоимение он, выделенное курсивом, употребляется и во внутрен­ нем диалоге Анны Карениной. Внутренний диалог не столько феномен внутренней речи (об аспектах изучения внутренней речи см. [3; 4] ), сколько показатель диссонанса, внутреннего разлада, основанного на глубин­ ных личностных переживаниях героини: «Два человека, мрк и любовник, были для нее двумя центрами жизни, и без помощи внешних чувств она чувствовала их близость» (8, 220). Между этими двумя «центрами» развертывается трагедия Анны: « Она чувствовала, что в эту минуту не могла выразить словами того чув­ ства стыда, радости и ужаса пред этим вступлением в новую жизнь и не хотела говорить об этом, опошливать это чувство неточными словами. Но и после, и на другой, и на третий день она не только не нашла слов, которыми бы она могла выразить всю сложность этих чувств, но не нахо­ дила и мыслей, которыми бы она сама с собой могла обдумать все, что было в ее душе ... < ...> Зато во сне, когда она не имела власти над своими мыслями, ее положение представлялось ей во всей безобразной наготе своей. Одно XXIX Международные Толстовские чтения. Часть 1 350